Сергей замер, пораженный безнадежным отчаянием в ее глазах. Бросил полотенце на палку, взял Кэтрин за руки, удерживая в своих, прижал к груди.
— Чего? Чего ты боишься, Катя? Что уроню на поддержках?
Она высвободила руку, отвела пряди мокрых волос с его лба, погладила Сергея по щеке, едва заметно улыбнулась. Слабо, болезненно, едва слышно, как чахоточная в последнюю весну, ответила:
— Любви боюсь… счастливой. Что обманет.
— Кать, ну ты чего? Разве можно так жить? — Сергей хотел утешать, но это и было бы обманом. Не утешения ждала она от него, а решения. Сейчас не о «Весенних водах», не о танце они говорили, а о себе.
— А если не любовь счастливую, в которую мы никак поверить не можем, а надежду, что она будет? Если так?
Он не поцеловал, только провел пальцами по Катиным губам, а она вдруг отпрянула, сорвалась, побежала в столовую и звала:
— Стасик! Станислав, скорее.
Сергей решил, что обиделась, хотел догнать, объяснить, но крик Кэтрин был таким испуганным, громким, что в репетиционный зал, навстречу Кате ринулись все: и Станислав, и Вика, и Поль с Максимом, и оператор со всей командой. Они столкнулись с Кэтрин в проходном кабинете и посыпались тревожные вопросы.
— Что случилось? Что произошло?
Вика быстро ощупывала Катю, плечи, руки, убедилась, что травмы нет, и охнула запоздало.
— Что-то с Сережей?
— Нет, я в порядке, — успокоил Сергей.
А Кэтрин металась между ними, как безумная.
— Скорее, скорее снимайте! Стасик, а, вот ты, — она схватила пианиста за руку и потащила к роялю, — ты сыграй нам, сыграй сейчас… А вы снимайте!
Никто ей не возражал, но и не исполнял ее просьбы. И почему-то все смотрели на Макса. А он на Катю и Сергея и вдруг тоже закричал:
— Что вы стоите, свет давайте! Стас, за рояль, делайте, как она говорит!
Через несколько минут все стояли на изготовке и ждали щелчка хлопушки.
Катю трясло от возбуждения.
— Сережа… Надежду, да… Надо танцевать надежду. Если сейчас получится — значит, да…
— Катя, успокойся, нельзя так выходить, опасно. Ты не в себе!
— Не останавливай, я хочу, хочу поверить! А упаду — значит, упаду.
— Не упадешь, — пристально глядя ей в глаза, произнес Сергей, вложил в эти слова всю силу убеждения, все чувство, на какое был способен. Взял ее лицо в ладони, осторожно, с нежностью удерживал несколько секунд и повторил: — Не упадешь, обещаю… — Потом глянул на оператора и сказал: — Мы готовы. — И Станиславу: — Стас, начинай!
А дальше их подхватила музыка Рахманинова, они побежали, потом полетели, танец дал им и силу, и крылья.
Сергей чувствовал восторг и безоглядное доверие Кати. Она была вся его. Хотела, ждала любви, призывала, манила, отдавалась. И столько в ее движениях было радости и удивления перед возможным счастьем.
Катя — наяда, сверкающий бурный ручей, который он должен догнать и не остановить, нет, а погрузиться в него, исчезнуть в алмазных брызгах и возродиться обновленным.
Тело повиновалось ритму, безупречно выполняло накрепко заученные позы и прыжки, разум сосредоточился на том, чтобы сберечь Катю. Сергей знал, что не может ослабить внимание, не имеет права усомниться или помедлить. Вести и поднимать, держать в руках, ловить. Сейчас разошлись, и ее разбег, прыжок и рыбка… еще один раз так же… их общая диагональ с гранд жете… на колено, и поцелуй… верхняя поддержка, вращение, снова верхняя… рыбка с двойным переворотом. (5) Хорошо это прошли, осталось чисто закончить.
Мысленно он удерживал себя в кулаке, не давал чувствам разгуляться. Катя выплескивала их. Сергей думал и рассчитывал за двоих. Его ошибка могла стоить ей жизни, в этом номере — так, а потому Сергей не имел права на сомнение. Только уверенность и связь с партнершей, та «химия», которая соединяет на расстоянии, и полет. Душа его летела за музыкой, за надеждой!
И вот финальная диагональ, Катя заходит на «стульчик» (5), глаза безумные, счастливые, страха нет. А улыбка!
«Але!» — мысленно скомандовал ей Сергей, как на манеже. Ее разбег, прыжок. Сергей выжал партнершу наверх, повороты… Катя была легкой. Он играючи поднял ее, тела их слились, соединились в одно, она раскинула руки-крылья, подогнула ногу, Сергей поймал равновесие на правую руку, которой удерживал Катю, победно отвел левую и побежал из кадра.
Всеобщий вопль восторга свидетельствовал о том, что — да! Они одержали победу, хотя состязаться на Конкурсе только предстояло. Но сейчас Катя и Сергей сделали больше — победили свое неверие в Любовь.
Он осторожно опустил ее, поставил на пол, а все не решался выпустить из рук. Катя сама обняла его, прижалась и все повторяла:
— Получилось, получилось!
Они отдышались, начали воспринимать окружающее.
— Никто такого не сможет! — обнял их обоих Макс. — Мы всех там порвем, зуб даю!
— Катя, девочка моя, я смотреть боялась и смотрела! Господи, вы меня до инфаркта доведете, две ласточки, рыбка с двойным переворотом, а подбрасывал как, — причитала Вика.
— Вот это было хорошо, очень хорошо, — одобрил мсье Поль, — это полет любви, а не акробатический номер, как у большинства. Молодцы, очень хорошо!
— Снято, снято, — схватился за голову оператор, — все снято, получилось, — следом за Катей повторял он. — Это шедевр… С первого дубля…
И только Стас молчал, отрешенно проводя пальцами по клавишам.
Сергей дождался, пока страсти зрителей поутихнут и, продолжая обнимать Катю, сказал:
— Спасибо. И… тут все свои, так что… — он еще раз посмотрел на Катю и подвел ее к Вике. — Виктория Андреевна, мы с Кэтрин решили пожениться. Отдайте ее за меня… Мы любим друг друга.
— Сережа, ты что? — вопрос Кати потонул в новых радостных возгласах и поздравлениях.
— Давай надеяться, — шепнул он ей на ухо, — а упадем — значит, вместе упадем.
1) шерстянки — гетры, тряпочки — полотенца — балетный сленг
2) Джером Роббинс — американский хореограф и режиссёр. Обладатель совместной премии «Оскар» с Робертом Уайзом.
