— Вообще-то я не очень-то владею мечом, — с ухмылкой ответил Мандред. — Тебе стоило дать мне секиру.
Брови Олловейна слегка дрогнули, однако в остальном его лицо сохранило невозмутимость маски. Запустив руку под плащ, он вынул оттуда рыжую косу толщиной в палец.
— Это принадлежит тебе, сын человеческий. — Его глаза сверкали.
Мандреду потребовалось мгновение, чтобы понять, что протягивает ему Олловейн. Он испуганно ощупал свои волосы. Прямо у виска он обнаружил короткий остаток косы. Он вскипел от ярости.
— Ты… ты изувечил меня, ты, подлый ублюдок! Ты… выродок. Эльфийское отродье! — Мандред хотел вынуть из ножен меч, однако вокруг гарды и ножен был обернут пояс, и клинок ни на дюйм не обнажился. Ярл в ярости отбросил оружие прочь и поднял кулаки. — Сейчас я разделаю твой красивый прямой нос в кашу!
Эльф, словно пританцовывая, ушел от удара.
— Сейчас мы ему устроим! — взревел Айгилаос и встал на дыбы.
Олловейн поднырнул под передние подковы, снова плавно поднялся на ноги и нанес кентавру удар в бок.
Айгилаос испустил гневный вопль. Его подковы поскользнулись на гладком, выложенном мозаикой полу. Проехались по лужице пролитого вина.
Мандред хотел было отскочить с дороги, однако кентавр в отчаянной попытке ухватиться за него широко расставил руки. И оба вместе упали на пол. От крепкого удара у Мандреда перехватило дух. Мгновение он просто лежал, хватая ртом воздух. Будучи наполовину погребенным под кентавром, он был буквально не в состоянии шевельнуться.
Олловейн взял его под мышки и вытащил из-под Айгилаоса, в то время как тот предпринял безуспешную попытку снова встать на ноги.
— Дыши неглубоко! — велел эльф.
Мандред задышал, словно собака. Закружилась голова. Наконец-то, наконец-то вернулось дыхание.
— Как можно быть настолько высокомерным, чтобы напиваться накануне такой опасной охоты! — покачал головой Олловейн. — Каждый раз, как я вижу тебя, тебе удается вывести меня из равновесия, Мандред, сын человеческий! Если уж ты не думаешь о себе, то подумай о мужчинах и женщинах, которые будут сопровождать тебя. Завтра ты станешь предводителем, тебе доведется отвечать за них! Я пришлю тебе пару кобольдов, которые разгребут эти ваши конюшни, заберут у вас вино и оставят здесь пару ведер воды. Надеюсь, до завтрашнего утра вам удастся хотя бы частично прийти в себя!
— Маменькин сынок, — заплетающимся языком пролепетал Айгилаос. — Такому как ты никогда не понять настоящего мужчину.
Эльф улыбнулся.
— И правда, я никогда даже не пытался представить себе, о чем может думать конь.
Мандред промолчал. Охотнее всего он ударил бы Олловейна, однако понимал, что никогда ему не совладать с эльфом. Хуже того, в глубине души он понимал, что Олловейн прав. Глупо было напиваться. Сладкое вкусное вино соблазнило его. А еще он пытался заглушить страх. Страх перед тем, что Фрейи уже нет в живых, и страх того, что ему снова придется встретиться с человеком-кабаном.
Прощание
Редко когда в тронном зале царило такое оживление, как в то утро. Нороэлль стояла у одной из стен, по которой тихо стекала вода. Рядом с ней застыла ее близкая подруга Обилее; ей было всего лишь пятнадцать лет, и она была очень хрупкой. В жестах ее сквозила робость, в мимике — любопытство. Как и Нороэлль, она была родом из Альвемера. Девушка казалась волшебнице младшей сестрой, которую той всегда хотелось иметь. Хотя белокурая и зеленоглазая Обилее была совершенно не похожа на нее, они доверяли друг другу, как сестры. Как и Нороэлль, юная эльфийка рано покинула родину. Впрочем, Нороэлль когда-то приехала сюда с родителями, тогда как Обилее передала под покровительство Нороэлль бабушка светловолосой девушки.
— Ты только взгляни, Нороэлль, — прошептала Обилее. — Все смотрят на тебя. Им любопытно, что дашь ты в дорогу своим возлюбленным. Будь осторожна! Они ловят каждый жест и каждое слово. — Она подошла к Нороэлль вплотную. — В этот час родятся новые обычаи.
Нороэлль быстро огляделась по сторонам. Ей было неловко чувствовать, что на нее направлено столько пар глаз. Хотя она часто бывала при дворе, привыкнуть к этому она не успела. И тихо ответила:
— Ты ошибаешься. Они смотрят на платье. На этот раз ты превзошла сама себя. Можно подумать, что у тебя руки феи.
— Может быть, отчасти… и то и другое, — с улыбкой произнесла Обилее. А потом, глядя мимо Нороэлль, посерьезнела.
Нороэлль проследила за взглядом своей подруги и увидела мастера Альвиаса, который подошел к ним и приветливо кивнул.
— Нороэлль, королева хочет видеть тебя у трона.
Эльфийка заметила множество любопытных взглядов, но сумела скрыть неуверенность.
— Я последую за тобой, Альвиас. — Затем обернулась к Обилее. — Идем!
— Но ведь она хотела…
— Идем со мной, Обилее! — Нороэлль схватила юную эльфийку за руку. — Слушай меня внимательно! Сейчас мы предстанем перед королевой, и она спросит, кто ты.
— Но ведь королева знает меня, не правда ли? Она знает каждого здесь.
— Но ты еще не была ей представлена. Когда я назову твое имя, ты станешь частью двора.
— Но что должна говорить я?
— Ничего. Только если королева о чем-нибудь спросит.
Альвиас молчал; на его лице не было видно ни тени ухмылки, ни раздражения. Итак, Нороэлль и Обилее последовали за мастером к трону королевы. Все те, мимо кого они шли, встречали Нороэлль словами и жестами уважения. Остановившись подле королевы, мастер Альвиас отошел в сторону, в то время как Нороэлль и Обилее замерли с опущенными головами.
— Приветствую тебя, Нороэлль. — Эмерелль перевела взгляд на Обилее и спросила: — Кого ты привела ко мне?
Нороэлль слегка повернулась и элегантным жестом указала на юную эльфийку.
— Это Обилее. Дочь Гальварика и Оронэ из Альвемера.
Эмерелль улыбнулась гостье.
— Значит, она из рода великой Данее. Ты ее правнучка. Мы все будем следить за твоим путем. С Нороэлль ты в надежных руках. Нороэлль, до моих ушей дошли слухи, что с эльфийской охотой тебя связывают узы.
— Да, это так.
— Ты — возлюбленная Фародина и Нурамона.
— Да, это правда.
— Эльфийская охота, в которой любовь и королева не пришли к согласию, обречена на неудачу с самого начала. Поэтому я спрошу тебя: отпускаешь ли ты, как возлюбленная, своих любимых на эльфийскую охоту?
Нороэлль вспомнился страх, который сопровождал ее сны в эту ночь; она видела, как страдают Фародин и Нурамон. Несмотря на свою гордость за них обоих, ей хотелось бы, чтобы они остались с ней. Но вопрос королевы был только данью традиции. Нороэлль не могла отказать королеве. Если королева попросила у ее возлюбленных помощи, то она не может запретить им помочь владычице. Она тихонько вздохнула и заметила, что в зале воцарилось молчание. Слышен был только шорох воды.
