Чэн Синь спасла драгоценную жизнь.
Позже, стоило только Тяньмину вспомнить, что Чэн Синь, возможно, спасла целый вид живых существ, его сердце наполнялось умилением, словно он был к этому причастен. Он представлял себе, как гусеница превращается в мотылька, находит пару где-то в горах около Пекина, множится в поколениях, и так продолжается древний род… а Чэн Синь – их покровительница, их богиня.
Кто бы мог подумать, что это малозначительное событие станет провозвестником судьбы двух миров?
Сколько бы Тяньмин ни размышлял о Чэн Синь, он так и не мог понять ее до конца. Единственное, что он осознавал, – это что женщина, которую он любил, за двести лет не изменилась. Она не была виновата; те, кто сделал ее Держателем Меча, включая и самого Тяньмина, – вот кто был виноват. И в один миг его ненависть к ней превратилась в отвращение к себе самому.
А в воздухе вокруг Тяньмина продолжали роиться сообщения от трисоляриан. Эти существа, столь неэмоциональные, теперь считали Тяньмина своим, без утайки делились с ним радостью и насмехались над Чэн Синь.
– Сказать начистоту, – откровенничали они, – когда правитель выдвинул этот план, мы в него не поверили. Ло Цзи был нашим кошмаром в течение десятилетий. Мы не знали, как с ним справиться. Но его преемница! Какая слабая! Какая неумная! Благодарим тебя, Тяньмин! Благодарим! Ты помог нам обхитрить людей. Удовольствие, которое мы испытали при виде того, как эта глупая самка отбросила Меч, было больше, чем то, что получаешь при спаривании! Но о чем она думала, эта блоха? Ты когда-то тоже был земным клопом, так, может, объяснишь, как она относится к нам?
Его ответа ждал весь Трисолярис.
Тяньмин подавил сумятицу в душе и просто ответил:
– Она любит вас.
– Любит? – озадаченно переспросили трисоляриане. – Ты говоришь о… о той эмоции, что поощряет альтруистическое поведение с целью улучшить репродуктивную способность вида? У нас тоже есть такая эмоция. Но разве ее можно испытывать по отношению к другим, инопланетным существам? Ведь такое поведение не способствует размножению собственного вида!
– Один человек как-то сказал: «Любите врагов своих, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».
– Что… что это за чушь? Это же парадокс!
– Нет, это урок, который преподнес нам один из величайших учителей человечества. Многие до сих пор верят, что это самая великая правда во Вселенной, гораздо более важная, чем выживание.
Трисоляриане одно время молчали, словно проникаясь духовной силой этих слов. А потом сказали:
– Если бы все разумные существа во всем мироздании верили в это, возможно, не было бы никакого темного леса.
– Возможно, – ответил Тяньмин. Он вгляделся в космический мрак по ту сторону иллюминатора, и тут ему пришло в голову: а не существует ли темный лес только в этой части Вселенной? Только в этой галактике или, может, всего лишь в этом конце спирального рукава? А во всей остальной великой Вселенной уже давно свет любви озаряет каждый листик на дереве, каждую травинку, каждую тропинку в лесу? И как мог бы выглядеть такой пронизанный солнечным светом лес?
Он криво усмехнулся. Пусть кто-то другой ломает голову над этой загадкой. Его судьба – сопровождать трисолярианский флот обратно в Солнечную систему, к Земле, где он проживет остаток своей жизни самым страшным предателем человечества. До конца дней ему придется терпеть ненависть и презрение – при условии, конечно, что разъяренная толпа не прикончит его сразу же. Он никогда не увидит космоса за пределами региона, где бушует война между Землей и Трисолярисом. Ну и какой тогда смысл задумываться о чем-то большем?
И в этот момент, совершенно неподготовленный, он вступил в светлый лес. А все остальное – Земля, трисоляриане, вся Вселенная – изменилось.
– Что значит «светлый лес»? – поинтересовалась АА. – Это что-то, имеющее отношение к мини-вселенной?
– Я… я не знаю. – Тяньмин покачал головой.
Он и правда не знал. Но в это мгновение все окружающее засветилось, будто озаренное внезапным лучом солнца, – нет, тысячи солнц. Он сам и корабль, на котором он находился, перенеслись из бездны глубокого космоса в какое-то непостижимое «где-то». Бесконечное пространство, вернее, бесконечные миры раскрылись перед ним. Если бы кто-то заставил его описать увиденное словами, он сказал бы, что нечто подобное, наверно, видит муравей, выползший из темного туннеля в ярко освещенный сад. Каждый лепесток, каждая травинка, каждая лужица были для Тяньмина как огромный мир, и в этот момент он увидел… всё.
– Ты попал в четырехмерное пространство?! – Рассказ Тяньмина напомнил АА о приключениях «Синего космоса».
– Нет. Я по-прежнему находился в трехмерном мире, я никогда не бывал в четырехмерном пространстве. Но я ощущал присутствие такого непостижимого величия, какого, наверно, нет и в четвертом измерении. Это… это как сказал Платон. Вынырнув из темной пещеры, я увидел реальность; я увидел сам бесконечно прекрасный океан…
АА никогда не читала Платона, но быстренько нашла подходящее сравнение:
– Это как когда ты первый раз увидел меня?
Тяньмин засмеялся и поцеловал ее.
Как только его глаза привыкли к свету, первой конкретной вещью, которую он увидел, была некая плотная форма – она висела перед его глазами и испускала серебристое свечение. На первый взгляд форма выглядела почти идеально гладким кольцом, заключавшим в себе бесконечное множество других колец самых разных размеров. Но при внимательном рассмотрении оказывалось, что кольца не идеальны, – каждое из них в свою очередь состояло из сотен тысяч колец потоньше, соединенных между собой хитроумными изящными конструкциями. Кольца, похоже, были образованы полупрозрачными, мягко светящимися линиями, но опять же, присмотревшись, Тяньмин различил, что каждая изогнутая линия представляла собой плотное тело с исключительно сложным, утонченным внутренним строением. У Тяньмина создалось впечатление, будто каждая часть формы представляла собой законченное целое, и как бы он ни вглядывался, обнаруживал еще более мелкие структуры; степень детализации превосходила возможности его зрения.
– Ты имеешь в виду, это был фрактал? – АА напряженно пыталась сопоставить описание Тяньмина с собственным научным багажом.
– Нет, не фрактал. Какую бы аналогию тебе подобрать… Представь себе цветущую розу, и эта роза сама является частью лепестка другой розы, побольше, а эта роза в свою очередь – часть лепестка третьей розы, которая еще больше. Продолжи этот процесс в бесконечность. А потом, присмотревшись к первоначальной розе, ты увидишь, что она тоже состоит из роз поменьше, каждая из которых состоит из еще более мелких роз, и так опять до бесконечности. Но что удивительно, каждая роза отличается от прочих формой, размером, видом, как будто все они принадлежат миллиарду миллиардов разных сортов… Лучше я объяснить не могу.
АА в замешательстве покачала головой, не в силах представить себе это невероятное зрелище.
