Абрамов, кажется,говорит совершенно серьезно. Шутить он был не намерен, если вообще умел шутить.
Я твердо поставилабокал на стол, так и не глотнув из него, поджимая губы, решительно посмотрелана него. Продолжая держать бокал в руках, смотрит на меня, гипнотизируя.
Нужно сейчас жепоставить все точки над «и», чтобы потом между нами не возникало противоречий.
- Послушайте…
- Послушай, - перебил он, глядя наменя в упор – На «ты».
Ага, сейчас же,разбежались!!
- Я хочу, чтобы вы поняли, -проигнорировав его, выдавила я – Нас нет и никогда не будет, - проследила заего реакцией, помрачнел - Вы, наверное, считаете иначе, но это не так, -Абрамов сидит с непроницаемым лицом и прожигает меня глазами – Думаете, чтостоит вам лишь пожелать, и все сразу исполнится? Хочу вас огорчить, это нетак!! И прежде чем говорить глупости о нашей с вами предполагаемой женитьбемоему отцу, нужно было сначала поговорить об этом со мной, - он хмурится, глазастремительно превращаются в льдинки – Тогда вы бы сразу получили отказ, и непришлось бы затевать весь этот сыр-бор.
- А я бы получил отказ? – мрачновыдавил он из себя
- А вы… вы полагаете, что ясогласилась бы? – запинаясь, выговорила я – Мы даже не знаем друг друга!!
- Это единственный твой аргумент?– холодно поинтересовался он, отставляя бокал на середину стола
Руки сжались в кулаки.
- Нет, не единственный, - жесткопроговорила я
Откинулся на спинкудивана, не спуская с меня глаз.
- Говори, что еще тебя волнует?
Хотелось закричать,заорать на весь зал. Потому что Абрамов меня, похоже, даже и не слышал.
Я недовольно поджалагубы.
- Мне кажется, этот разговор неимеет смысла! – воскликнула я раздраженно и отвела глаза в сторону – Давайтебудем считать, что вы попросили меня выйти за вас, и я отказалась. Все, на этомконец истории!! – посмотрела на него - Вы оставляете в покое меня и мою семью,и мы расстаемся с миром, – я стала приподниматься с дивана
- Куда-то собралась? – жесткопроцедил он сквозь зубы, пронзая ледяным взглядом
- Мне нужно идти…
- Сядь на место, - приказал он состальными нотками в голосе – Немедленно.
- Как вы…?
- Мы еще не поговорили, Алина, -перебил он меня, сузив глаза
- А мне кажется, что поговорили, -упрямо выдавила я, но с места так и не двинулась
- Присядь, - жестко сказал он,указывая на диван
С минуту я твердосмотрела на него.
Пошел-ка он к черту!!Как он смеет мне приказывать?! Кто он вообще такой?!
- Не заставляй меня за тобойгоняться, - лед и сталь смешались в его голосе - Тебе это не понравится.
Еще через минуту яопускаюсь на диван и, сглотнув, смотрю на него.
Он холодноприподнимает уголки губ в улыбке, глаза остаются прищуренными.
- Вот и умничка, - сказал он,наклоняясь над столом – Сейчас мы поужинаем, а потом поговорим, - быстрыйколкий взгляд из-под бровей, словно заметил мое желание возразить – И это необсуждается, Алина. Ясно?!
У меня хватило силлишь на то, чтобы кивнуть.
- Вот и отлично, - улыбнулся, ипочти без паузы – Так ты попробуешь то, что я заказал? Тебе понравится.
Глава 9
Конечно, заставлять еене стоило. Я это уже потом понял, гораздо позднее, чем нужно было.
Но я ничего не мог ссобой поделать, мне отчаянно нравилось, когда она выпускала свои коготки,пытаясь меня царапнуть ими. Нравилось и раздражало одновременно, и я не мог непризнать, что вызывало весьма противоречивые чувства. Обычно я такого неиспытывал. Для меня всегда существовало либо черное, либо белое, золотойсередины выявить мне никогда не удавалось.
А сейчас эти новыеощущения приводили меня в состояние какого-то… восторга и неудовлетворенностиодновременно. Мне нравилось, что Алина не сдалась сразу, хотя многие пасовалипередо мной. Но и дико, непередаваемо раздражало, потому что никто и никогдатак на меня не реагировал. Она должна была склониться, смириться, согласиться.Но она протестовала, возражала, возмущалась. В открытую, даже не скрывая своихистинных чувств и эмоций.
Это нравилось и ненравилось. И оставить этого без внимания я бы не смог.
Возможно, именнопоэтому я и выбрал ее. За то, что знал, что будет так.
Мой дикий котенок.Мягкая и нежная и в то же время маленькая железная леди со своими желаниями,которые не боится высказывать вслух.
Я мысленно улыбнулся.Интересно будет посмотреть на то, как она сдается…
Нет, укрощать ее иподчинять себе в мои планы не входило. Зачем?.. Я просто хотел, чтобы онасмирилась, оставаясь такой, какой я ее и знал. Ведь именно такой, какая онабыла, она мне и нравилась. Взбалмошная и серьезная одновременно, неукротимая инежная, остроумная и безрассудная, смущающая и опускающая глаза под напороммоего взгляда и дерзко смотрящая мне в глаза настойчивым и уверенным взглядом…Как же мне нравилось, как она краснела, как отводила глаза, как потом, поднимаяих, пронзала меня обжигающим, как пламя, взглядом.
И в такие моменты,хотя их было и немного, я понимал, что не зря выбрал ее.
Я хотел, чтобы она, неменяясь, тем менее смирилась с тем, что я теперь всегда буду присутствовать вее жизни, и избавиться от меня ей не удастся.
Алина. МОЯ Алина.
И это был уже решенныйвопрос. Факт, не достойный даже обсуждения.
Два года я ждал тогомомента, когда можно будет предъявить на нее свои права. И вот дождался…
Мысленно поморщилсясобственной мысли.
Ну, как права?.. Этобыли вовсе не права, не имел я на нее никаких прав. Это было просто желание.Желание, чтобы она стала моей. Во всех пониманиях смысла этого слова. Чтобыпринадлежала лишь мне одному. Чтобы желала лишь меня одного. Чтобы со мнойзасыпала и просыпалась в одной постели. Чтобы мне шептала глупости и кричала отвосторга, когда я раз за разом возносил бы ее на вершину блаженства.
Я хотел, чтобы АлинаВайтман была моей.
А я всегда добивалсятого, чего хотел. В бизнесе, в личной жизни – все равно. Рано или поздно, втечение минуты или же на протяжении целого года, но желание исполнялось.
А сейчас я отчаянножелал Алину.
И пусть я не могобъяснить, с чем связано это, по сути, дикое и неконтролируемое желание, даособенно и не вникал во все это, но отчаянно стремился к достижению цели. Всемиизвестными мне способами. Основным из которых был – нападение, единственноверный способ из тех, которые я знал. И пусть Алине это не нравилось, но я шелнапролом и отступать или уступать намерен не был.
