Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
При всех я не плачу. Чтобы Дима не расстраивался. Он почему-то расстраивается больше всех, если я вдруг шмыгаю носом. Бежит на улицу курить. Курит и смотрит куда-то в конец нашего квартала, где нет ничего, кроме моей маленькой черной яблони с замерзшими яблоками на ветках. Курит, курит… А курить – вредно.
* * *
#thinking_about_doctor_nathan
#думая_о_докторе_натане
Ах да… Я нашла этот концерт в интернете, посмотрела выход всех волынщиков, барабанщиков и тыщу раз посмотрела на девочку-меня, чтобы понять, кто! кто это не дал ей упасть, протянув руку. Совершенно непонятно. Вот она спотыкается и сейчас упадет. Откуда-то из ниоткуда высовывается рука в белой перчатке и крепко – стой! – придерживает девочку за локоть. А потом исчезает обратно в темноту. Чья рука? Кто это был? Что ли, Бог? Или какой-нибудь ангел, небесный доктор Натан?
#shopping #the_last_of_the_mohicans
#lali’s_family #back_pack
#покупки #последний_из_могикан
#семья_лали #рюкзак
Полина говорит, что я мечтательница и что это очень хорошо. Хорошо или не очень, зато дешево. Это совершенно ничего не стоит, зато ты в своих мечтах можешь побывать в любом из миров, которые видел когда-то Даниил Андреев, книгу которого я все-таки одолела. Верней, прочла. И буду читать еще и еще, чтобы понять. Ну или просто мечтать о длинных волосах, о джинсах там или кедах… Новые модные джинсы называются «бойфренд». Типа ты встала, надела джинсы своего бойфренда, широкие на тебя, болтаются так мило, и пошла себе по делам.
Я иногда слышу, как Кузя и Дима в своей комнате решают, как и на что распределить зарплату. Деньги, которые получаю я, как инвалид, надеюсь, временно (еще не хватало быть иждивенцем), они откладывают на что-то туманное, со мной связанное. А Димину зарплату они делят на статьи: коммуналка, оплата долга, еда, в чулок Агнешке, Лизке и Мистеру Гослину на книги, одежки и еще одна фантастическая статья, как говорит Полина, в духе нашей семейки, – статья «на светлое будущее». И так грустно и смешно, когда вдруг на что-то не хватает денег и Кузенька уверенно говорит, мол, ничего-ничего, возьмем из светлого будущего. И Кузя с Димой вытаскивают деньги из светлого будущего, Агнешка – из чулка, и решают проблему.
Вчера Кузя получила какие-то гонорары за «стыдные тексты». Она подрабатывает фрилансером в женских журналах и пишет под псевдонимом, потому что ей неловко: она пишет очень популярные сейчас тексты для домохозяек, как соблазнить мужчину или какими духами пользоваться в какое время года… (На полях: Кузя о духах! У нее вообще никаких духов нет и давно нет.) А она ведь была известным редактором до всего, что случилось.
Так вот, Кузя получила большой гонорар, сразу за год. И они выделили мне сумму денег. Агния, наша капитанша и пиратка, объявила, что пора снаряжать корабль, чтобы достойно отправить меня в школу. И что со мной поедет Полина. В молл. Ий-э-эх! Такая подозрительная парочка плешивых, стриженных под ежик подружек-хипстерш пойдет выбирать униформу и всякие тряпочки в школу. А эти продавцы типа (сейчас они называются консультанты, сказала Полина): а вам для кого? И так на нас будут смотреть как на сумасшедших. Меня прямо затошнило, как я это представила. Но Лали милая, милая Лали вызвалась ехать с нами. Ох, каким табором мы выбрались в молл. Во-первых, мы с Полиной в Диминой машине. Я в маске. Уже смешно. В другой, шикарной машине ехала Лали и ее мама Лилит, ей тоже очень хотелось присмотреть себе что-нибудь к весне. Тетя Лилит очень красивая, у нее густые волосы до плеч, и, хоть она одевается в черное, всегда подбирает себе что-то, чтобы искрилось, блестело и сияло. Она еще раньше сказала: «Говори мне: калбатони Лилит». А я все время путалась в этом слове «батони, калбатони». И она махнула рукой и велела называть ее просто Лилит. Лилит ужасная хохотушка, и мы с ней любим сплетничать про всякое. Она вкусно готовит, и мне все это уже разрешено есть. За рулем еще ехал папа Лали, дядя Левон. Чтобы, как у них принято, присмотреть за своими девочками, заодно и за нами с Полиной. Это был ужас, когда мы такой колоритной компанией ввалились в магазин. И меня сразу потеряли.
В этом нет моей вины вообще. Я впервые за сто лет попала в такой гигантский сияющий аквариум. И мне показалось, что кто-то меня зовет. Я пошла туда, откуда был звук, прошла пару шагов и завернула за угол. В тупике у стены с какой-то яркой рекламой на чем-то низком сидел абсолютно невероятный мальчик с дредами и суровым неподвижным профилем индейца, последнего из могикан. Он тонкими, просто нереальными, как щупальцы, пальцами притрагивался к большому округлому диску, похожему на маленькую летающую тарелку. Я примерзла к полу и стояла, стояла и внимала, как мальчик выбивал своими щупальцами: Ли-и-и-и-иза… Ли-и-и-иза… Ли-ли-ли-лиз-з-зка, Лизо-зо-зо-зонька, Лиза, Лиза…
Там меня и нашел наш табор, впереди мчалась вспотевшая от страха Полина с шалыми глазами, за ней Лали с родителями. Дима, оказывается, пробрался в радиоузел молла и оттуда читал воззвание ко всем людям планеты, что если кто увидит высокую худую девочку с очень, очень короткой стрижкой и, вероятней всего, в медицинской маске на лице, чтобы сообщили по такому-то номеру. Думаю, это был личный номер Генерального Секретаря ООН или Интерпола.
Лали сказала, что я, оказывается, находилась под гипнозом последнего из могикан больше часа. И когда они меня нашли, мальчик играл на своей, как сказала Лали, ржавой сковородке для мчади, которая называется по-грузински «кеци», а я топталась перед ним и под бренчанье этой кеци качалась, как береза на ветру, закинув голову и прикрыв глаза.
Потом мы нашли в интернете, что этот инструмент называется ханг. А как называется мальчик, я, к сожалению, не узнала. Поскольку все искали меня, а я полтора часа отплясывала старинные танцы вымерших народов нашей планеты, никто никаких покупок не сделал. Поэтому мы побрели мерить и покупать. Это было ужасно. Просто ужасно. Я много чего не могла понять в этом нашем «ивенте», как говорят сейчас молодые люди в телевизоре. (Ивент – типа событие, дело, проект.) Но самое странное, что я должна была надевать прикид в примерочной, потом выходить, стоять, и все – и Дима, и Полина, и Лали, и тетя Лилит, и дядя Левон – все должны были придирчиво меня осматривать, одобрительно кивать или кривить губы и качать головой: «не-не-не», снимай. И на очередной «не-не-не» я взяла в примерочную очередные штаны и просто села там на пол, мечтая исчезнуть или как-то перенестись куда-нибудь, а лучше всего – в тот угол, где играет последний из могикан на грузинской сковородке. К моей удаче, дядя Левон и Лилит стали спорить между собой, что коротко, а что нет, в чем мне и Лали будет холодно в нашем климате, что прилично носить сегодня девушке и что это за рваные штаны за такую цену, кто такое придумал, давай я порву все штаны в доме. Бери, Лали, носи хоть каждый день, но ты мне больше не дочь, а ты не мать дочери моей и не защищай ее!
Не совсем помню, как я вырвалась из этого мира тряпок одного цвета, переходящего в другой. У меня вдруг поплыла голова, и, чтобы никого не пугать, я тихонько вышла. Возле входа, чтобы никто меня не искал – а вот она я, готовенькая, – улеглась на пластиковую лавочку. Там у каждого магазина такие места отдыха – квадратом поставленные цветные лавочки, а посередке какой-нибудь горшок с фикусом или еще с чем-то там зеленым. Очень я уважаю, когда цветное все. Белое бесит. Белые стены. Белые палаты. Белая тишина. Боксы. Доктор Натан носит цветную форму нарочно. Его тоже бесит белое. Он носит зеленую униформу, цветную шапочку и носки разного цвета. Всегда. Специально. Это его личный протест против белой тишины. Он вообще такой клевый, что надо ему написать письмо про все тут у нас. И про мальчика и ханг.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
