Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Что касалось Антона, то за последние дни Серафима уже успела столько всего напридумывать, что подсознательно была готова ко всему и даже отчасти смирилась с тем, что ее бросили. Но надежда еще теплилась: а вдруг? Обсуждать свою беду ни с кем не хотелось. Слишком больно. Слишком горько. Да и знала она заранее все, что ей скажут. Серафима и сама умела утешать, говоря дежурные фразы и фальшиво убеждая, что все еще впереди. Никому не дано знать, что будет впереди, и не последний ли шанс упущен. Жизнь – это промежуточная станция без расписания. Поезда несутся мимо, обдавая горячим дыханием чужих судеб, отзвуками чужого мира и оставляя лишь крошечную надежду: следующий может остановиться. А как разобраться, стоит ли в него садиться? А вдруг не туда увезет? Ведь не вернешься, не проживешь уже прожитое. Дни утекают под колеса пунктиром шпал, обратной дороги нет. Есть только новая, и кто ее разберет, по какому маршруту придется путешествовать и есть ли где-то на этой траектории то самое долгожданное счастье. А вдруг оно осталось на другой ветке?
Когда перестаешь судорожно ждать и надеяться, то иногда происходит чудо. Редко, но все же.
Антон позвонил, когда Серафима разглядывала не первой свежести маникюр, прикидывая, не поменять ли лак. Ей мучительно хотелось совершенствовать свой облик, поднимаясь все выше и выше над комплексами, в которые ее втаптывала зависимость от мужчин. Премия от шефа, отложенная на подарок для Антона, уже давно жгла карман, тем более что мужской праздник благополучно миновал, а женский можно было запросто провести в одиночестве. Если не прихорошиться. Хотя даже если и прихорошиться, то все равно – не успеешь. Да и нужно ли хватать то, что попадет под горячую руку?
– Лапа моя, соскучилась? – бархатный голос не умещался в трубке, обволакивая моментально поплывшую Серафиму. Она молчала, захлебнувшись радостью и подавившись еще не до конца пережеванным горем. Собственно, горе было бы более ожидаемым и даже более логичным итогом этой любви. Как больной зуб: пломба рано или поздно подведет, а вот если вырвать – то и болеть будет нечему. Хотя, конечно, если каждый зуб вырывать, то и вкусить запретный плод, который однажды упадет в руки или прямо на темечко, будет нечем. Привыкшая к разочарованиям, Сима некоторым образом даже насторожилась: радоваться она боялась – слишком непривычный эмоциональный фон.
– Ты почему молчишь? Алло? Меня слышно? – недовольно забасил Антон.
«Какие странные существа – мужчины. Молчит, потому что не слышно? А то, что на его двухнедельное отсутствие можно было обидеться, в голову не приходит? Вот сейчас возьму и обижусь. И трубку повешу!»
– Привет, – обмирая, шепнула Серафима. Не хотелось быть гордой, независимой, насмешливой – вот не хотелось, и все тут! В принципе она легко могла поставить на место любого мужчину, но только не этого. Гордиться можно только тогда, когда в результате не остаешься внакладе, но держать марку себе в ущерб – глупо.
– Какие у нас планы на праздник? – как ни в чем не бывало поинтересовался Антон. Как будто они только вчера расстались. Какие у Симы, уже считавшей себя коварно обманутой и брошенной, могли быть планы на Международный женский день? Напиться и, если получится, презреть морально-нравственные устои.
Как здорово, что теперь можно остаться приличной девушкой!
– Пока не знаю, – вкрадчиво прошелестела она, ожидая от любимого конкретных предложений. Вообще-то, праздник по календарю лишь послезавтра, а как быть с сегодняшним и завтрашним днем? В сердце опять впилась острым жалом тревога.
– А я знаю, – порадовал Антон. – В шесть я за тобой заеду, вот все и решим.
Неуверенная в себе женщина смешна и нелепа. Ей во всем чудятся подвох, скрытый смысл и прочая дрянь, мешающая насладиться жизнью. Серафима ненавидела себя именно за эту глупую подростковую неуверенность, выглядевшую в сочетании с ее мощным грозным обликом как бантик на хвосте слона. Вот и сейчас Сима снова растерялась: в шесть сегодня, или завтра, или вообще вечером Восьмого марта? А может быть, утром в шесть? Вдруг любимый приготовил какой-то сюрприз, до которого полдня ехать?
Чтобы не изводить себя догадками, она сразу бухнула:
– Сегодня?
– Ну разумеется.
– Ладно. До вечера, – с облегчением вздохнула Сима, чувствуя себя жабой на болоте, краснеющей при приближении Ивана-царевича. Вроде и неловко за лягушачью шкурку, и любви королевского отпрыска страсть как хочется.
– Твой? – понимающе хихикнула Жанна. – Полегчало?
– Нет, – подумав, честно мотнула головой Серафима. – Как-то все не так…
Она не могла себе объяснить, что именно не так. Ощущение счастья, трансформировавшееся за время общения с Антоном из робкого мотылька в мягкую уютную подушку, неожиданно оказавшуюся набитой не пухом, а соломой, теперь и вовсе натянулось жесткой пружиной, метя Серафиме прямо в лоб. Отсутствие окончательного удара казалось просто отсрочкой.
Но Жанна лишь посмеялась над ее мнительностью:
– Будешь ждать от жизни только плохого – обязательно это плохое получишь. Мысль материальна. Мужики – цветы. Рви, плети венки, завяли – выбрасывай и рви новые. Все просто.
Иногда Сима остро завидовала девушкам, у которых все просто. У нее было вечно все сложно, проблематично и напряженно. Наверное, от того, что Серафима была слишком умной, трезвой и смотрела на жизнь не как на праздничный воздушный шарик, а как на объект, из которого торчит ниточка, а значит – можно зацепить и привязать, и как на крайне уязвимую поверхность, вся радужная праздничность которой в одно мгновение может превратиться в жеваный кусочек цветной резинки. И не просто превратиться, а еще и оглушительно бабахнуть напоследок, напугав до обморока и окунув в неизбежность.
«А может, так и надо жить: волочь свой шарик за ниточку, весело подпрыгивая, а не высматривая на пути следования шипы и колючки. Лопнет – значит судьба такая. Может, он оттого и лопается, что я этого жду? Другие-то живут себе и не особо переживают. Ну и что, что любовь. А что, если это и не любовь вовсе, а так, от тоски и долгого простоя? Будь что будет. Сколько ни есть счастливых минуток, а все мои».
На следующий день Антон доставил ее на работу в соответствующем моменту праздничном настроении.
– Ух, какая ты сегодня, Разуваева, – мотнул плешивой башкой шеф и ущипнул воздух рядом с Серафимой. После чего, зажмурившись, словно обожравшийся кот, на некоторое время застыл в нирване.
День был условно-рабочим, так как мужчины, найдя повод, праздновать начали задолго до общего сбора в столовой. Часть коллектива стихийно разделилась на парочки, удивляя сторонних, обделенных парой наблюдателей, неожиданными комбинациями. Кто-то осуществлял давние романтические планы по сближению с интересующими объектами противоположного пола, кто-то сближался с корыстной целью, кто-то просто устраивал охоту, движимый спортивным азартом. Дамы бальзаковского и более старшего возраста, утратившие свежесть, мужей или наивность, а то и все вместе взятое, пользовались праздничной индульгенцией, требуя внимания и кокетничая напропалую.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
