— Что-то я не помню, чтобы с приходом Гитлера мир стал лучше и чище.
— При чем тут Гитлер? Гитлер вообще был пешкой, чем-то вроде вывески у нацистов.
— Он вообще-то их вождем был, — напомнила Лиска.
— Точнее, громкоговорителем. Там всем заправлял Хаусхофер…
— Кто?
— Хаусхофер и Гесс, и если мы говорим о Германии как об империи, то сто лет назад…
— Заткнитесь оба, а? — нервно попросил их Лекс. — Плевать на то, что было сто лет назад. Плевать на то, что было десять лет назад, и на то, что было вчера. Надо решать, как действовать сейчас.
— Нашим сказать надо, — предположила Лиска и неуверенно добавила: — Наверное.
— Если вы не захотите связываться с Синдикатом и приведете убедительные аргументы, я скажу Северу, что наша команда стала неэффективной, и откажусь от его предложения. Лиска?
— Я не боюсь Синдиката, — ответила Лиска. — Я уже говорила, чего я боюсь. Шесть месяцев изоляции… Ну, там, клаустрофобия и все такое…
— Это время пролетит очень быстро, особенно если все это время работать, а не думать о клаустрофобии, — сказал Лекс. — У японских корпораций есть двух - и трехгодовые проекты. И ничего, люди работают.
— Да, я знаю. А по окончании контракта становятся миллионерами.
— И, как правило, заключают еще более выгодные контракты. Так что? Твое мнение?
— Я как все, — ответила Лиска и сразу же поправилась: — Как ты решишь, так и будет.
— Ясно. Андерс?
Андерс пожал плечами.
— Я у вас человек новенький…
— Но право голоса у тебя есть.
— Дружище, я как Лиска. В смысле, я — как ты скажешь. Скажешь «да», значит — да. Скажешь «нет», значит — нет. Но…
Андерс сделал многозначительную паузу и принял задумчивый вид.
— Но? — нетерпеливо спросил Лекс.
— Если меня не будут перебивать, то я объясню свою позицию.
Лиска и Лекс переглянулись, девушка вздохнула и покачала головой.
— Объясняй, — кивнул Лекс. — Только покороче.
— Дело в том… вот смотрите. Мне тридцать лет. У меня есть дом, машина, еда, одежда, в общем, я, может быть, не богат, но уж точно обеспечен всем необходимым. Казалось бы, надо жить в свое удовольствие и ни о чем не задумываться, но знаете что? Я задумываюсь. Я иногда спрашиваю себя: для чего? В чем смысл моего существования? Зачем я вообще здесь?
— Покороче, Андерс, — вздохнув, попросил Лекс.
— Если покороче — это хороший шанс выйти на следующий уровень. Я искренне надеюсь на то, что твой знакомый был прав и Эйзентрегер затевает что-то серьезное. Я не боюсь Синдиката. Они такие же барыги, как Михаэль, только торгуют не травяной дурью, а информационной. А вот работа на крупную корпорацию, пусть даже она нелегальная, — это всегда игра по-крупному.
— Бад сказал, в этой игре на кону весь мир, — напомнила Лиска.
— Ну так это хорошо! — воскликнул Андерс. — Задумайтесь только — судьба подбрасывает нам шанс проявить себя и изменить мир. Не знаю, как вы, а я всегда мечтал сделать что-нибудь такое, чтобы было потом что вспомнить. Не мне вспомнить, а потомкам.
Солнце едва вылезло из-за края тучи и через несколько секунд скрылось. Ветер снова поднялся. По аллее ветер нес бейсболку, за ней гнался мальчишка лет десяти. Настигнув ее, схватил и, прижимая к груди, побежал обратно.
— Не боишься, что потомки тебя проклинать будут? — спросила Лиска.
— Победителей не проклинают, — твердо произнес Андерс. — А если мы не верим в победу, тогда лучше сразу заднюю дать и не впрягаться.
Он был прав. Сказал все в цвет.
Лекс тоже надеялся на то, что за спиной Эйзентрегера действительно могущественные силы и игра будет по-крупному. И когда Бад рассказал о том, насколько опасно связываться с Четвертым рейхом, он не предупредил, а наоборот, подтолкнул Лекса к тому, чтобы дать свое согласие.
И все же он колебался. С Синдикатом ссориться не хотелось, потому что полгода пролетят очень быстро, а дальше вся жизнь.
— В общем, мы с тобой, какое бы ты решение ни принял, — сказала Лиска, видимо почувствовав его колебания. — И пофиг на Синдикат, нацистов и мировой порядок. Только знаешь что… Нашим, наверное, стоит рассказать то, что нам Бад рассказал.
— Да не наверное, а точно надо рассказать, — кивнул Лекс. — Ты этим и займешься.
— Просто если наши узнают истинный расклад, Тулли и Симон откажутся, — сказала Лиска. — Да и Майя, скорее всего, тоже.
Она тоже была права. Симон и Тулли, самые старые члены группы, участвовавшие еще в разработке «Стакса», никогда не скрывали, а скорее даже подчеркивали свои еврейские корни. Очень сильные прогеры. Безусловно, талантливые, и, безусловно, самоуверенные. Старшинство Лекса они признавали и, наверное, понимали, что живы только благодаря связям Лекса.
Тем не менее они ни за что на свете, ни за какие деньги не станут помогать нацистам, наследникам тех, кто устроил холокост. Скорее всего, они отскочат. Потеря для группы не смертельная, но неприятная. Кто знает, может, именно на них намекал Эйзентрегер, когда говорил, что, потеряв некоторых членов, команда Лекса станет неэффективной.
Дождь наконец начался. Мелкий, противный, моросящий — он сразу стал менять цвета асфальтовой дорожки, плитки, которой была покрыта площадка, бетонных ступенек.
Заторопился прогуливавшийся по парку народ. Кое-кто из предусмотрительных гуляк на ходу раскрывал зонтики.
Из заведения вышел официант. Подошел к их столику и предложил перенести все внутрь.
— Не надо. Счет пожалуйста, — сказал Лекс.
— Ты же ничего не заказывал, — сказал Андерс, посмотрев в спину уходящему официанту.
— А я и не собираюсь платить. Ладно. — Лекс поднялся. — Я еще подумаю, что и как. Завтра в три по Москве, на приватке. Всем. Будем решать, кто с нами, а кто против нас.
И, так же как и Бад, не попрощавшись, Лекс пошел прочь.
Лиска посмотрела на Андерса и поинтересовалась:
— А как же равновесие и баланс сил? Или ты уже переобулся?
— Всякое равновесие существует только для того, чтобы его когда-нибудь нарушить, — ответил Андерс и крикнул в сторону: — Счет принесите, пожалуйста!
Глава 7. Карма
Рейс Москва — Ростов-на-Дону, конец апреля 2007 года
Помимо обычного самолетного запаха, который присутствует в эконом-классах любой авиакомпании в мире, в этом самолете чувствовался запах алкоголя. Не омерзительно-рвотного, к счастью. Просто запах чего-то спиртосодержащего и ароматонесущего.
А еще в салоне была пробка среди рядов, но это обычное дело для самолетов такого класса.
