Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
Николай Кириллович садился писать Варе, писем от нее с июня не было. На то письмо он ответил, предложил, чтобы Варя приехала хотя бы недели на две сюда, к нему. Ей уже двенадцать лет, она может лететь одна. А в Ташкенте он ее встретит. Ответа не было. Звонил пару раз в Питер, соседка его старательно не узнавала.
Сходил даже к Рудольфу Карловичу. Купил по дороге торт, нажал звонок. За дверью долго не откликались, и он нажал кнопку еще раз. «Кто там?» – послышался голос Бежака. Николай Кириллович назвал себя. Чуть отошел от дверного глазка, чтобы его с тортом было лучше видно. «Я не могу вас принять, – быстро и решительно ответили за дверью. – А если будете звонить и хулиганить, вызову милицию!» Звонить и хулиганить Николай Кириллович не стал, вышел из подъезда, задумчиво вертя тортом. Надо было, конечно, вначале позвонить. Но телефона Бежака у него не было.
Торт сунул в холодильник – должен был приехать Руслан. При всем своем нигилизме племянник любил сладкое. Но Руслан не приехал. Николай Кириллович спустился вечером на улицу, набрал Гульнару. Гульнара подтвердила, что Руслан не приедет. «Я вот что хочу вам сказать, Николя, – перешла вдруг на „вы". – Я надеялась, что ваше общение повлияет хорошо на Руслана. Но, судя по тому, какие к вам туда приходят гости…» Николай Кириллович застыл с трубкой: до Гули дошли какие-то слухи о Жанне. Вернулся, печально поглядел на торт.
Николай Кириллович ходил по квартире, темнело, он зажигал свет в большой комнате, придвигал стул и садился за симфонию. Она была уже написана, но после каждой репетиции он пристраивался на краю сцены, дописывал, зачеркивал, стирал, ноты покрывались сумрачными пятнами, похожими на тучи.
Четыре части, в которые должна была уместиться вся история музыки.
Замысел зрел давно, еще с Питера, но долго оставался темен, пуст и безвиден. Были отдельные наброски, мысли, он привез их с собой, и они не пригодились. Дело, как ни странно, сдвинулось после его ночной поездки на Гагаринку.
Итак, первая часть, musica caelestis,[85] воспоминание о небесной прародине музыки. Несколько медленно сменяющихся, вплывающих друг в друга предельно высоких созвучий. Оркестр вступает сразу весь, кроме низких духовых, на пианиссимо и звучит в унисон, несколько тихих ударов колокола. (Забавно, но именно эта предельно опрощенная музыка была поначалу воспринята оркестром как недопустимый авангард.) С середины первой части, правда, эта ткань меняется, здесь также, вначале очень тихо, пробует свой голос зло. Что? Да, зло. Оно повторяет основную тему, которая еще продолжает звучать, но повторяет пародийно, расслаивая ритм (одни инструменты играют в размере 1/2, другие – на 3/4), превращая простоту в тривиальность и пошлость. Колокол замолкает. Происходит падение музыки – нисходящее глиссандо всего оркестра, подытоженное tutti ударных. Вторая часть, адажио. Пробуждение музыки в ее земной, падшей оболочке. Возникновение ее из шорохов, ритмичных ударов, выкриков. Медленное оплотнение ее в ближневосточных, древнегреческих мотивах, макомах, накладывающихся друг на друга. («Принцип синхронности звучания разных мелодий, – повторял он на репетициях, – главный здесь!») Просветление звуковой палитры, «вздыхающий», гимнический финал (христианство). Часть третья. Европейская музыка, начинающаяся с музыки церковной, строгих распевов, тема, отдаленно откликающаяся созвучиями первой части. Постепенно нарастание субъективного, индивидуального начала. Тема проходит, то исчезая, то всплывая, сквозь медитативную «возрожденческую» мелодичность, барочное фугато, наконец, сквозь романтическую и постромантическую «оперность». Все это сопровождалось нарастанием количества музыкальных цитат, в одновременном избытке которых в конце концов тема захлебывалась. И последняя часть, четвертая, над которой Николай Кириллович как раз работал, яростно стирая, дописывая, мыча и притопывая под столом ногой. Это была собственно авангардная часть, музыкальный авангард в его развитии. Вся часть состояла из фрагментов, осколков, на которые распадалась музыка. От урбанистики в духе раннего Прокофьева, через додекафонные «наплывы» Шенберга, к вещам в духе Kreuzspiel Штокхаузена и Le Marteau sans maitre Булеза, и дальше, ко все большей аналитичности, умственности музыкального языка. Это движение «прокладывалось» все более упрощающимися темками популярной музыки (оркестр исполнял их с огромным и мстительным удовольствием). Вначале – чем-то вроде штраусовских вальсов, затем возникало танго, выскакивали маршеобразные мелодии а-ля Дунаевский, джазовые проигрыши, рок-н-ролльные ритмы. Затем следовал финал. В финале…
В дверь звонили.
Николай Кириллович поплелся открывать. Невысокий человек в шляпе протянул записку от Садыка с просьбой прийти на прогон. Николай Кириллович посмотрел на часы: полвосьмого. «Я на машине», – перехватил его взгляд человек в шляпе. Николай Кириллович набрал воздуха и стал объяснять, что он занят, что просит передать, что он занят. «Я на машине», – жалобно повторил человек в шляпе.
В театре он столкнулся с Жанной, она болтала с кем-то. Он так и не понял, для чего его привезли. Был показ, они сидели с Жанной рядом, он смотрел на сцену, хотя голова была не здесь, а дома, над разбросанными по столу нотными листами. Потом они вышли из зала, Жанна рассказывала о скарлатине. Нет, он был очень рад ей, рад ее голосу, ее дурацкой короткой юбке…
* * *
– Ну что с тобой? – Жанна глядит на него своими близорукими глазами. – Ты что, меня ревнуешь? Я же пошутила!
О чем это она? А, «устроиться в театр»…
– Николай Кириллович! – Из-под земли снова вырастает человек в шляпе. – Садык Васикович вас срочно просит подойти. Он у себя, я провожу.
Николай Кириллович смотрит на Жанну.
– Иди, Отелло, я подожду. Мордочки посмотрю пока, – начинает, сощурившись, разглядывать фотографии актеров.
Они идут по коридору, он оглядывается назад.
Жанна, покачивая бедрами, прогуливается вдоль стендов.
Они сворачивают. Спускаются вниз по лестнице.
– Заходите сами, – шепчет человек в шляпе, – я вас буду на улице ждать.
– Зачем?
– Я на машине.
– Спасибо, я сам доберусь домой… – Николай Кириллович вспоминает о Жанне.
– Я на машине, – повторяет, чуть не плача.
Николай Кириллович толкает дверь и попадает в комнату с низким потолком. Здесь он еще не бывал. Стены выкрашены в черный цвет, пусто, один стол, возле настольной лампы сидит Садык в очередном фантастическом наряде, напоминая в нем бабочку. Всю одежду себе Садык сочиняет и шьет сам.
– Ну как? – «Бабочка» шевелится, кладет ногу на ногу. – Что скажет музыка?
– Музыка вполне довольна, – отвечает Николай Кириллович, продолжая оглядываться. – Это ваш новый кабинет?
– Вам действительно нравится то, что получается со спектаклем? – Садык поднимается, подходит к Николаю Кирилловичу.
– Да… По-моему, получается одна из самых интересных шекспировских постановок.
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
