Ничего необычного в последующем мероприятии не оказалось. Единственно, было приятно наблюдать за эмоциями присутствующих, последовавшими за словами императрицы об учреждении почётной медали. Вопросы о награждении женщин вообще никогда не поднимались и вот, без каких-либо предварительных слухов, это объявлено как о данности.
Вряд ли кто хотел получить в будущем такую медаль с бантом, но многие понимали важность события. Елена Седьмая упомянула, что идея об учреждении данной награды принадлежит мне, что, как думается, принесло несколько очков в карму. Пришла запоздалая мысль, что факт обделения наследного принца ляхским орденом, о котором наверняка станут судачить многие дворяне, будет сопровождаться и разговорами, что он проявил очередную заботу о подданных. Понятно, что симпатия ко мне лишь возрастёт.
Далее начался непосредственно бал. Я, как было условлено, пригласил Нику, и мы замечательно оттанцевали. Затем настала очередь Ханны. Вроде бы можно и свалить с мероприятия, но императрица поманила пальчиком и назвала несколько женских имён. Пришлось отбывать повинность и приглашать перечисленных девушек. Затем опять наступила очередь Ханны и Ники.
Сбежать с хазарочкой удалось лишь через два часа. В этот раз никто не преграждал путь в мои апартаменты, ну а потом мы ещё пару часиков предавались поцелуям и тисканью. До постели, конечно же, дело не дошло, поскольку Ханна в очередной раз меня обломала, чему я и не удивился.
***
То ли я с непривычки утомился от танцулек, то ли магнитные бури виноваты, то ли сказался вчерашний недосып, но на следующий день встал я поздно. Лакеи, обормоты, и рады, наверное были, поэтому и не будили.
— Эй, человек! — махнул я Римме левой рукой, придерживая правой ватную голову. — Мухой за кофеем!
Того как ветром сдуло. Вроде бы я и не пил, а состояние такое, будто бы бухал весь прошедший день. Может, аспирин принять?
Вскоре дорогущий бодрящий напиток был принесён, и я маленькими глотками осушил чашку. Уф… Полегчало, кажись… Блаженно откинулся на спинку стула и милостиво разрешил слугам докладывать о новостях.
— Ваше Высочие, пока вы спали, прибыла сестра нашей императрицы.
— Как?! — чуть не вскочил я на ноги. — Ночью прибыла?
— Ближе к полуночи, — уточнил Карп. — С ней целый поезд из десятка повозок, насилу всех разместили. Ея Величие несколько своих комнат выделила, поскольку всё ляхами и нашими дворянами занято.
— Сами-то принцессу видели? И какая она? — с интересом спросил я.
— Нет, мы только под утро о прибытии узнали.
— То долгими месяцами никто в гости не приезжает, то положить спать некуда, — проворчал я, размышляя, идти ли сейчас к императрице или дожидаться приглашения.
Всё разрешилось довольно просто, поскольку пришёл посыльный от мамана. Отдал я команду одевать себя и обувать, и вскоре отправился в покои Елены Седьмой. Та, судя по разбитому виду, тоже спала плохо. Лицо женщины было почти белым, с крупными каплями пота, и стоящие рядом фрейлины обмахивали опахалами. Странно, зачем вызывала, если чувствует себя так плохо.
— Нездоровилось мне, — с трудом сказала императрица, взглянув на меня из-под полузакрытых век. — Хотя, вот только что чувствовала себя получше…
Женщина зашлась в кашле.
— За лейб-медиком послали? — спросил я фрейлин.
Те переглянулись, и одна ринулась к дверям.
«Вот дуры! Да и маман тоже хороша», — пронеслось у меня в голове.
Через несколько минут появился Белозерский со своим саквояжем. Он недовольным взглядом окинул присутствующих фрейлин, сразу выгнав половину из них за дверь. На меня он тоже покосился, но ничего не сказал. Пусть бы только попробовал!
Пока я размышлял, не послать ли за алхимиком, отказался от идеи, поскольку лейб-медик просто его не допустит до монаршего тела. Елене Седьмой поднесли графин, и та с большим усилием начала пить воду, а Григорий Ипполитович с напускным спокойствием подготавливал клистир.
— Пойду, пожалуй, — пробормотал я себе под нос и поспешил удалиться, заметив лишь как лейб-медик пожал плечами.
Да, в Европе применение такого варианта клизмы считается универсальным средством от множества болезней: головной боли, столбняка, пневмонии, и является более обыденной процедурой, чем чистка зубов. Не редко на великосветских приёмах кто-то из присутствующих удаляется в соседнюю комнату для приведения себя «в тонус», на что остальные совершенно не обращают никакого внимания. Доходит до того, что западные лекари берут с собой перед посещением больных лишь две вещи: ланцет для кровопускания и клистир.
Вышел и уселся на диване. Неподалёку несколько фрейлин что-то тихо обсуждали. Минут через десять из соседней комнаты стали доноситься громкие возгласы и началось какое-то беганье. Мимо меня служанки потащили тазы, полотенца. Прибежало несколько пожилых женщин, и одна из них, посмотрев в мою сторону, фыркнула. Что там происходит?
Скоре в дверях появился лейб-медик и настоятельно порекомендовал мне удалиться в свои покои.
— Не беспокойтесь, Ваше Высочие, с Ея Величием всё будет хорошо, — как можно спокойнее повторял Белозерский, настойчиво оттесняя меня в коридор.
Хотел было возмутиться, но передумал. Там я всё равно ничем помочь не смогу, так незачем нервировать людей, занимающихся своими обязанностями.
Выйдя, увидел усиленную стражу, которая не пропускала невысокую немолодую темноволосую женщину с красивым золотым колье, на котором брызгами были рассыпаны изумруды. Она возмущалась и ругалась… по-арелатски… Заметив меня, незнакомка вдруг замолчала.
— Iulius? — вопрос был задан мне с некоторой надеждой.
— Да, мадам, — ответил я ей на арелатском, начав догадываться, кто передо мной.
— Я твоя тётя Эйлиш, — произнесла зеленоглазая женщина на том же языке, подтвердив моё предположение. — Что происходит? Почему меня не пропускают к сестре?
— Императрица недомогает. У неё врач. Он и меня попросил уйти, — короткими фразами, поскольку так и не удосужился получить практику бегло говорить на языке своей европейской родни, ответил я.
— Теперь понятно. Будем надеяться, что эта внезапная болезнь скоро будет излечена. Я так долго не видела свою сестру Гербергу, а как появилась такая возможность, она вдруг заболевает! — собеседница явно нервничала.
Я же рассматривал гостью. На вид ей около пятидесяти лет, худая фигура и лицо, начинающее покрываться преждевременными морщинами, с усталыми глазами. Но, несмотря на всё, можно заметить и большое сходство с моей матерью. Отвлёкшись от мыслей, я заметил, что и пожилая родственница меня изучает.
— Ты имеешь такие же уши, какие были у твоего деда Бурхарда, но в целом ты очень похож на своего отца, — заметила Эйлиш.
— Были? — переспросил я, подозревая, что неправильно
