в бессмертие. Тогда сбудется слово написанное: «… поглощена смерть победою. Смерть, где твое жало? Ад – где твоя победа?»
– Ты слышишь эти слова, друг мой? Ты помнишь?
– Христос Воскресе!
«Россия», Нью-Йорк, 19 апреля 1952, № 4856, с. 3.
Встреча
Это было очень трогательно. Их познакомили случайно: во время чая посадили рядом за столом.
Один – худенький полковник, живой, словоохотливый, возраста – слегка за семьдесят. Другой – журналист, бывший студент-технолог, чуть-чуть моложе, довольно полный, несколько величавый в движениях.
Сначала разговаривали они друг с другом вяло, касаясь современных тем. Но вот полковник как-то вскользь упомянул, что в молодости некоторое время жил в Новгороде… И беседа сразу приняла оживленный характер.
– Как? Вы знаете Новгород? – радостно спросил журналист.
– Да. Несколько лет служил там.
– Скажите, пожалуйста! А я сам новгородец. Родился там. Учился. А в какое время вы были там, разрешите узнать?
– В 1904-ом году. В 1905-м…
– В 1905-ом? О, я хорошо помню эту эпоху. Наверно, было немало общих знакомых. Губернского казначея Ковалевского знали?
– Как не знать! Прекрасно помню. Милейший человек! И страстный охотник. Десять медведей убил. А лося, к сожалению, ни одного. И городского голову тоже знал, Соловьева.
– Эх, кто этого Соловьева не знал! Особенно, как владельца гостиницы. А земского начальника Мещеринова встречали?
– Я думаю! С ним вместе тоже охотились.
– Губернатором тогда был граф Медем[553].
– А викарным архиереем – епископ Алексий, нынешний московский патриарх.
– А предводителем дворянства – Голицын.
– А каковы были тройки Минкина! Замечательные! Фамилия-то сама знаменита со времен Аракчеева. Ну, а барышни какие-нибудь остались у вас в памяти-то? Например, дочь командира артиллерийской бригады? Или дочери известного скупщика сена – англичанина Макдональда?
– Помилуйте! За одной из них я даже ухаживал. Как ее имя? Нелли? Китти?
– Бетси, по-моему…
– Нет, нет. Кажется, Китти. Ну, все равно. В общем, симпатичные девицы. А на одной был женат Оливер.
– Верно. Милый Оливер! Сколько раз мы с ним на лосиную охоту ходили в районе Мшаги! Или на гусиную весеннюю возле немецкой колонии! Зимой на станцию Подберезье ездили в 15 верстах от нее дача Диевская… Впрочем, на Мшаге охотиться лучше. Помню, раз с Оливером мы настоящий рекорд побили: Я за сорок пять минут восемнадцать чирков убил, и Оливер настрелял 86 кряковых селезней. Пришлось ему всю эту добычу везти на велосипеде, так много было. Вообще, какое богатство!
– Да уж. Что говорить. А какая красота! А? Какая природа! Всюду кочки да кочки. Вода да вода. Сосенки, осины, кустарник… В одну сторону посмотришь – болото. В другую сторону взглянешь – болото. До сих пор, знаете, бывает иногда… Закроешь глаза, представишь… И просто не верится, что существуют в мире такие чудесные уголки. Листья шелестят, вода плещет, утки крякают, комары звенят, болото под ногами хлюпает… Господи, Господи! А кстати, вы случайно не в 22-ой артиллерийской бригаде служили?
– Нет, в гвардейском запасном кавалерийском полку. Поручиком тогда был. Помните – аракчеевские казармы на берегу Волхова?
– Ну, как же. В 12 верстах от Новгорода. И ваш полк помню прекрасно. Это, значит, вы охраняли тогда нашу тюрьму?
– Мы. Время было такое, революционное, приходилось посылать в город то один, то другой эскадрон для поддержания порядка. А так как перед тюрьмой нередко собирались толпы всякого сброда, каждую минуту можно было ожидать беспорядков, нападения на тюрьму или восстания арестованных политических, – мы вокруг обычно расставляли взводы. Сколько раз мерзнул я там или торчал под дождем, охраняя этих поганцев! А у вас, скажу я, хорошая память: помните даже, кто тюрьму охранял!
– Что же… в этом ничего удивительного нет. – Журналист крякнул и загадочно улыбнулся. – Я-то, батенька, имейте в виду, сам в это время в тюрьме сидел.
– То есть как?
Покловник с изумлением взглянул на собеседника.
– А так. Посадили. Я и сидел. Ведь мы, студенты, сами знаете, каким элементом были. Или сами – социалисты, или сочувствовали. За редким исключением, конечно. Наш Технологический институт из-за беспорядков временно закрыли, я приехал к родителям в Новгород, ну и стал заниматься политикой. В разных собраниях участвовал, лекции рабочим читал… А когда всех зацапали, я тоже попал. Лично мне жить в тюрьме было недурно. Родители еду присылали; камера – просторная, светлая, с окном на улицу. По просьбе губернаторши меня нередко выпускали на репетиции для благотворительного спектакля: я считался в нашем любительском театральном кружке хорошим актером. В день спектакля тоже выпустили, публика меня очень тепло принимала; аплодисменты, овации даже… А потом отвезли в тюрьму на извозчике. До сих пор с умилением вспоминаю тот вечер. Ну, а в камере я сидел обычно у окошка, читал, или для развлечения в наших солдат вареный картофель или яйца кидал, в знак протеста.
– Позвольте, позвольте!.. – взволнованно произнес полковник. – Вы знаете, что? Я до сих пор помню… Один раз кто-то из окна тюрьмы попал в меня соленым огурцом! От оскорбления я сгоряча хотел даже атаковать тюрьму…
– Так это был я! – восторженно воскликнул журналист. – Мне часто огурцы присылали! Значит, я в вас попал? Замечательно! Как тесен мир!
– Нет, это действительно совпадение! – Полковник мечтательно закрыл глаза. – Подумать только: соленым огурцом попасть в девятьсот пятом, а познакомиться в пятьдесят втором!
– Вы только на меня не обижаетесь? Простите, если в душе осталась обида. Впоследствии я, конечно, поумнел, бросил всю эту революционную чушь, писал в правых газетах, участвовал в Белом движении…
– Голубчик, да разве можно обижаться? Бог с вами! Наоборот, я так рад познакомиться… Сколько общих воспоминаний! Сколько чудесного! Утки, бекасы, гуси, комары, болота… А мухи в деревнях, помните? А можжевельник от комаров? Подожжешь, дым идет, а они как ни в чем не бывало. Шлепаешь себя по лицу, по темени, по затылку… А вечером танцы в Собрании артиллерийской бригады… Дорогой мой, нам нужно как-нибудь опять встретиться! Заходите ко мне, давайте условимся. Поговорим, потолкуем, еще кое-что вспомним… Ах, Господи, Господи! Хорошее время было!
«Россия», рубрика «Маленькие рассказы», Нью-Йорк, 11 июня 1952, № 4892, с. 3.
Самоизгнанники
Всем нам известно, с каким энтузиазмом многие советские граждане покидают свой коммунистический рай.
Бегут люди из СССР всякими способами. По земле, по воде, по воздуху. Скачут через заборы, через стены, через проволоку, через канавы. Ползут по чернозему, по песку, по болоту, по кочкам, по скалам. Для передышки забираются в заросли, зарываются в стога сена, проникают в дупла деревьев, прячутся в оврагах, в пещерах.
И все для чего? Для того только, чтобы сменить райскую жизнь невыносимым существованием в прогнившем западноевропейском аду.
Много было и есть всяких представлений о рае у древних и современных народов. Но нам неизвестно ни одного такого сказанья, чтобы из греческого Элизиума, из германской Валгаллы, или из рая Магомета кто-нибудь тайно бежал, перемахнув через стену или ползком перебравшись через
