Книга Александр III и его время - Евгений Толмачев

Короткий миг может поменять Местами верх и низ.

Сенека Младший

18 октября 1888 г. центральные газеты России сообщили о крушении царского поезда на пути из Севастополя в Москву. Как выяснилось, трагическое происшествие случилось 17 октября в 1 час 14 минут дня на 277-й версте Курско-Харьково-Азовской железной дороги между станциями Тарановка и Борки. Императорский поезд, следовавший со скоростью более 60 вёрст в час по насыпи, сошёл с рельсов.

Произошла тяжелейшая катастрофа: задние вагоны со страшной силой налетели на передние, ломая и разбивая всё вдребезги… От всего состава остались целыми и неповреждёнными оба паровоза да три задних вагона. Остальные вагоны были совершенно разбиты и искорёжены… Картина разрушения было ужасна.

Всё смешалось: тела убитых, изуродованные железные фермы, согнутые рельсы, обломки дерева, багаж, битая посуда, инструменты… Шёл дождь, грязь была непролазная. Из этой ужасной смеси выходили те, у кого хватало сил, некоторые стонали и метались, не в состоянии освободиться из под навалившихся на них обломков. Погибло 19 человек, ранено — 14. Царская семья, находившаяся в столовом вагоне, по счастливой случайности, оказалась спасённой.

Известно, что в августе-октябре того года Александр III с семьёй совершил поездку в Елисаветград, Спалу, Новороссийск, оттуда морем на пароходе «Кострома» прибыл в Батум, затем по железной дороге в Баку и обратно. Повсеместно были восторженные встречи и приёмы. Императрица, впервые побывавшая на Кавказе, была поражена величественной панорамой белоснежных горных вершин, шумными водопадами и быстрыми реками. Перед отъездом она радостно объявила супругу, что отныне «не желает больше ничего видеть». В октябре августейшая семья отправилась домой в северную столицу. До Севастополя добрались морем, а оттуда по железной дороге.

На станции Лозовой-Азовской, для ведения поездов двойною тягою, прицепили два локомотива — товарный и товарно-пассажирский. За ними следовало 13 вагонов: вагон электрического освещения, вагон-мастерская, вагон министра путей сообщения К. Н. Посьета, вагон II класса для прислуги, кухня, буфетная, столовая, вагон великих княжен литера «Д», литера «А» — вагон государя и царицы, литера «С» — цесаревича, дамский свитский — литера «О», конвойный № 40 и багажный — «Б». По словам Посьета, поезд шёл со скоростью 65 вёрст в час между станциями Тарановка и Борки. Опаздывали на 1/2 часа по расписанию и нагоняли, так как в Харькове предполагалась встреча.

Был полдень. Ранее обыкновенного сели завтракать, чтобы кончить его до Харькова, который уже отстоял только на 43 версты. Посьет, выходя из своего вагона, по пути в царскую столовую зашёл в купе к главному инспектору железных дорог барону К. Г. Шернвалю, с тем чтобы идти вместе, но тот отказался, сославшись на чертежи, которые ему необходимо рассмотреть. Посьет ушёл один.

В столовой собралась вся царская семья и свита, всего 23 человека. Маленькая великая княжна Ольга оставалась в своём вагоне с нянькой. Столовая была разделена на 3 части: посредине вагона — большой стол, с двух боков столовая была отгорожена: с одной стороны помещался обыкновенный стол для закуски, а за другой перегородкой, ближе к буфетной, стояли официанты. Посередине стола, с одной стороны разместился государь, имея по бокам двух дам, а с другой стороны — императрица, справа у неё сидел Посьет, а слева военный министр П. С. Ванновский. Там, где стояла закуска, сели царские дети: цесаревич, его братья, сестра и с ними гофмаршал В. С. Оболенский. В ту минуту, когда подавали уже последнее блюдо, гурьевскую кашу, и лакей поднёс государю сливки, началась страшная качка, затем сильный треск.

В считанные секунды царский вагон слетел с тележек, на которых держались колёса, всё в нём превратилось в хаос, все упали. Пол вагона, казалось, уцелел, стены же приплюснулись, крышу сорвало с одного бока вагона и покрыло ею бывших в нём. Императрица при падении захватила Посьета за бакенбарды.

Первый на ноги поднялся 68-летний Посьет. Увидя его стоящим, царь, под грудой обломков, не имея сил подняться, закричал ему: «Константин Николаевич, помогите мне выкарабкаться». Когда монарх поднялся и императрица увидела, что он невредим, она вскричала: «Et nos enfants?» («Что с детьми?»).

Ксения стояла на полотне дороги в одном платье под дождём; телеграфный чиновник накинул на неё своё пальто. «Она явилась мне как ангел, — вспоминала позже Мария Фёдоровна, — явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался мне голос сына моего Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно также как и его брат Михаил.

После них удалось, наконец, государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненых около нас. Во всём этом была основательно видна рука провидения, нас спасшего» (221, т. 1, с. 100). Маленькую же Ольгу сидевшая рядом нянька, увидев, что стенка вагона разбита, выбросила на насыпь и сама последовала за ней. Это было сделано кстати, поскольку их вагон в мгновение ока был переброшен через столовую и стал поперёк между буфетным вагоном и столовой. Возможно, он избавил от беды всех находящихся в столовой. Заведующий конторой детей Александра III В. В. Зиновьев рассказал Посьету, что он видел, как бревно врезывалось в столовую в двух вершках от его головы. Он перекрестился и ждал смерти, как вдруг оно остановилось. Человек, подававший сливки, был убит у ног императора, так же, как и собака, бывшая в вагоне, подарок Норденшильда. Четыре официанта, которые находились в столовой за перегородкой погибли.

При виде невредимо вышедшей из опасности всей семьи своей, царь перекрестился… Во время крушения поезда государь получил ушиб ноги, «его серебряный портсигар в боковом кармане был от удара сплюснут в лепёшку, следовательно, удар должен был получить и государь. Но о себе он не молвил ни слова ни тогда, ни после» (186, с. 617). Императрица повредила левую руку, кроме того она получила лёгкие поранения и царапины. Тем не менее она не вошла в вагон, а осталась на дожде без верхней одежды, в лёгкой обуви и вся отдалась заботам о раненых. Несмотря на боль в ноге, государь взял на себя общее распоряжение. Удивительное спокойствие и самообладание его ободряли окружающих. Императрица, после всего, что она пережила как мать и как супруга, не обращая внимания на ушиб руки, не отходила от раненых ни на шаг, переходя от одного к другому, ободряя и утешая их. Она обратилась в сестру милосердия: Сама рвала простыни для бинтов, разрывала обувь на тяжело раненых и т. п. Из свиты царя все более или менее получили ушибы, но все лёгкие. Посьету ушибло ногу, у Ванновского оказались три шишки на голове, Черевину придавило ухо. Больше всех пострадал начальник конвоя В. А. Шереметев. У него оторвало второй палец на правой руке и сильно придавило грудь. Вагоны лежали на обе стороны. Как было установлено, первым сошёл с рельс вагон Посьета и разлетелся в прах. Шернваль был выброшен на откос, где его нашли сидящим без фуражки. Когда его спросили, сильно ли он ранен, он ничего не отвечал, только махал руками. Он был нравственно потрясён, не зная, что произошло. Когда императрица и государь подошли к нему, она сняла с себя башлык и надела на Шернваля, чтобы ему было теплее. У него оказались переломаны три ребра и помяты щёки. В вагоне Посьета находились и другие. У инспектора дороги Н. А. Кронеберга (сына известного переводчика Шекспира), выброшенного на кучу щебня, было оцарапано всё лицо, а управляющего дорогой В. А. Кованько выбросило так удачно, что он не запачкал даже перчаток. В том же вагоне был убит кочегар. В первом электрическом вагоне людям, находящимся там, было жарко и они открыли дверь. Трое из них поэтому были спасены. Их выбросило на дорогу невредимыми, но другие были убиты. В мастерской, где находились колёса и разные принадлежности на случай поломки, всё было перебито. В вагоне II класса, где находилась прислуга, мало кто остался жив. Все получили сильные раны Большинство тех, кто не был убит на месте, было придавлено передними скамейками. В кухне повара были ранены. Инспектор императорских поездов барон А. Ф. Таубе находился в свитском поезде у Ширинкина. Когда он узнал о происшедшем, то бросился бежать в лес. Солдаты, охранявшие путь, чуть его не убили, думая, что это злоумышленник. Ширинкин послал конвойных догнать его и привести обратно (см. 74, с. 79). Люди в других вагонах отделались лёгким испугом. Только тогда, когда все раненые были перенесены в санитарный поезд, государь с августейшим семейством и свитою отбыл назад на станцию Лозовую. Здесь ожидали прибытия царя с семьёй два священника: С. Штепенко и Ф. Строцев. Император и императрица, приняв благословение у первого, облобызали руку простого сельского священника. После этого был отслужен благодарственный молебен и первая панихида по убитым. После богослужения к общей трапезе были приглашены все, не исключая прислуги, причём обоим священникам было дано место возле венценосной четы (см. 164а, с. 88). 23 октября государь прибыл в Петербург. В этот же день в церквах столицы читался высочайший манифест «О чудесном сохранении жизни Государю Императору, Государыне Императрице, Наследнику Цесаревичу и всем детям Их Императорских Величеств», составленный Победоносцевым. Весть о крушении императорского поезда и чудесном спасении царской семьи быстро разнеслась повсюду. Все сословия, общества и учреждения спешили наперебой друг перед другом принести государю императору выражения верноподданнических чувств. Священники С. Штепенко и Ф. Строцев, служившие молебен и панихиду в присутствии Их Величеств 17 октября на станции Лозовой, были всемилостивейше награждены золотыми наперсными крестами, украшенными драгоценными каменьями, а в те церкви, при которых они состоят, государь пожаловал по одному церковному священническому облачению малинового бархата, шитых золотом и серебром.