Книга Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

К сожалению, это были только фантазии, а Ганнибал не очень любил тратить время попусту. Он знал, что война уже не вела их к победе: знал с того самого момента, как они ушли от стен Рима. Латинские народы пережили наихудшие беды, которые он мог приготовить для них, но, выстояв, их нация стала сильнее. Возможно, он до конца своей жизни будет гадать, как это случилось. Во всяком случае, Ганнибал еще не разобрался в событиях, приведших войну к такому завершению. Все те годы, которые он помнил, в нем жила вера, что его жизнь предназначена для победы над Римом. То, что произошло, поставило цель жизни под сомнение. Он даже не верил, что сможет избавить Карфаген от Сципиона, поскольку ветер Фортуны давно уже не помогал ему. Он поспорил бы со старейшинами, если бы знал, что им сказать. Однако все разумные слова покинули его. Поэтому он склонил голову перед приказом совета и начал преследовать римлян.

Казалось, ничто в мире не тревожило африканских зверей сильнее, чем вид марширующей армии. Когда Ганнибал направился в долину Баграда, его войско гнало перед собой стада газелей, мчащихся по пыльному бездорожью. Страусы, оказавшись на пути приливной волны карфагенского войска, пугались настолько, что удирали на длинных ногах и хлопали бесполезными крыльями, пытаясь подняться в воздух, как другие птицы. Гиены лаяли на походную колонну, протестуя против продвижения людей в глубь страны. Они отбегали назад перед надвигавшейся армией, затем оборачивались и бросали ей вызов вибрирующей какофонией визга и лая, после чего вновь продолжали свое голозадое отступление. Однажды ночью Ганнибал проснулся от рева льва. То был грозный громогласный звук, который, казалось, заставлял дрожать сам воздух, через который он проходил. Командиру почудилось, что от его рыка заколебалась даже ткань палатки. Впрочем, в тусклом свете двух лампад он не мог убедиться в этом. Ганнибал подумал, что животное общалось с ним, подавая какой-то совет. К сожалению, он не понимал языка, на котором с ним беседовал лев.

Поскольку его армия не занималась грабежами и разрушением селений, она быстро нагнала римлян. У стен разбитого горшка несчастий, который некогда был торговым городом Сикка, Ганнибал послал нескольких солдат в разведку. Они вернулись через два дня и рассказали ему странную историю. Почти всех их поймали конные массилиоты. Когда воинов привели к Публию, один из его генералов по имени Лаэлий вынул меч из ножен. Солдаты ожидали привычной судьбы для захваченных в плен разведчиков и думали, что им отрежут руки и языки, а затем отпустят на свободу. Но консул засмеялся и велел Лаэлию убрать меч подальше. Ж естом руки Публий приказал помощникам развязать карфагенских солдат и, назвав их гостями, сказал, что если Ганнибалу хочется выяснить какие-то сведения о римской армии, то он сам им все покажет. После этого консул лично сопровождал их по лагерю и давал изумленным разведчикам время, чтобы они могли оценить количество людей, которых видели, — что они, собственно, и сделали.

Закончив доклад, разведчики смущенно потупились, словно хотели сказать нечто большее, но не могли набраться смелости.

— Что еще? — спросил Ганнибал.

— Прости меня, командир, — ответил один из ливийцев, — но Публий велел нам спросить тебя, могут ли его шпионы прийти в твой лагерь и осмотреть его для честного обмена информацией.

Ганнибал послал этого солдата обратно к римлянам. Он дал отрицательный ответ, но сказал, что хотел бы встретиться с Публием, чтобы обсудить с ним условия мирного договора. Не дожидаясь реакции консула, он продолжил подготовку к битве. Разведчики Махарбала изучали местность, разделявшую две армии, а Ганнибал, опираясь на их доклады, планировал расстановку отрядов. Вскоре стало ясно, что Публий выбрал для битвы широкую равнину к востоку от Замы. Это было правильное решение. Ландшафт идеально подходил для открытого сражения. Ни у одной из сторон не намечалось никаких территориальных преимуществ и возможностей для скрытых засад. Действительно честное место для поля боя. У Ганнибала не было повода для возражений.

Странно, но ему хотелось избежать этой битвы. Он чувствовал, как пальцы другого человека мягко подталкивали его в спину и вертели им в разные стороны по своему желанию. В прошлом командир нашел бы способ, чтобы перехватить контроль над ситуацией. Но сейчас он не видел решения этой проблемы. Публий использовал те выгоды, которые Ганнибал имел в Италии. По этой причине командир и предложил переговоры. Совет Карфагена требовал, чтобы он уничтожил римлян. Но если старейшины поверят, что их единственный шанс на приемлемое окончание войны зависит от переговоров о мире, они возложат на него любые полномочия. Возможно, такой вариант и был необходим для двух сторон. Они встретятся, договорятся о завершении бойни, а затем он вернется домой и станет простым семейным человеком. Ганнибал направил к консулу второго посла.

Тем вечером, войдя в палатку, чтобы доложить командиру о согласии Публия на предложенную встречу, Джемел нашел его спящим за столом. Ганнибал сидел на стуле, вытянув вперед одну руку, словно хотел взять какой-то предмет. Секретарь окликнул его по имени, но, заметив упавшую голову и ровное дыхание, тут же умолк. Однако командир уже открыл глаза. Он не отшатнулся, не дернулся и не подал вида, что удивился появлению Джемела. Он просто поднял голову, повернулся к помощнику и посмотрел на него долгим взглядом.

— Я вспомнил, как целовал слюни на подбородке сына, — сказал Ганнибал. — На свете нет ничего более мягкого, чем щеки ребенка рядом с уголками губ. Мне хотелось бы снова поцеловать его. Но если я когда-нибудь увижу юного Гамилькара , то, наверное, даже не узнаю его.

— Узнаешь, — ответил Джемел. — Он твой сын. Мой первенец родился от турдетанки, но он все равно был моей точной копией.

Ганнибал нахмурился.

— У тебя есть ребенок?

Джемел кивнул.

— У меня их три. Два сына от турдетанки. Я не знаю их судьбы, но их мать надежная женщина. Они остались в Иберии. А моя младшая дочь родилась от брутианки. Они путешествуют со мной. К несчастью, девочка тоже похожа на меня.

Взгляд Ганнибала перемещался с одного предмета на другой. Однако командир был погружен в свои размышления.

— Как странно, — сказал он. — Почему мы с тобой никогда не говорили