быть другом мадам де Шеврез, поскольку за ней нет другой вины, кроме нелюбви к кардиналу…
Мария была восхищена, когда де Марсияк пересказал тот разговор.
– И вы это ей сказали? О, друг мой, как я вас люблю! И что же она ответила?
– Что я могу отправляться к своему отцу в Вертей!
– Она и вас сослала?
– Не колеблясь. Так что я проездом, дорогой мой друг, – бросил он весело. – Однако, – добавил он тоном уже серьезным – мужайтесь! Мне ведомо, что титулованная знать и значимые люди в провинции скоро получат предписание, по которому сношения с вами под страхом серьезных неприятностей будут запрещены.
Мария не удержалась от возгласа:
– Но это невозможно! Она что же, возненавидела меня? После всех лет нашей дружбы?!
– Не знаю, способна ли она на столь сильное чувство. Она – сырое тесто, и Мазарини лепит из него все по своему усмотрению. Что же касается вас, боюсь, у нее с вами связано чересчур много воспоминаний, от которых ей наверняка хотелось бы избавиться.
Когда де Марсияк уехал, Мария в полной мере оценила свое одиночество. Франсуа ее также предупредил, что за ней могут следить и в Туре, и даже в Кузьере. И теперь Мария не чувствовала себя в полной безопасности, перестала покидать замок, а Перан каждый вечер проверял надежность его запоров. Она даже не знала, доходили ли до адресатов написанные ею письма и кому она теперь может послать призыв о помощи.
Новости из Англии дошли до нее лишь от Крафта, однажды вынырнувшего из ночи черным фантомом. А новости эти были плачевными. Ведомый Оливером Кромвелем парламент перешел к действиям. Военные действия против шотландских пуритан растеклись по всей Англии, словно лава из вулкана, разжигая застарелую ненависть папистов. Королева Генриетта-Мария вместе с младшей дочерью по настоянию Карла I бежали в Париж.
– Расставание произошло более или менее спокойно, – вздохнул лорд. – Вам известно не хуже, нежели мне, насколько крепка их семья, и королева согласилась ехать лишь с надеждой на помощь Франции в спасении ее мужа и остальных детей.
– Франция – это Мазарини, вряд ли можно на него рассчитывать.
Она пыталась отослать Генриетте-Марии письмо со словами поддержки и любви, но письмо вернули: о передаче высланной королеве письма от персоны, чье поведение обернулось немилостью, не могло быть и речи.
Так что Мария почти не удивилась приезду ранним апрельским утром некоего Рикетти, присланного королевой для препровождения ее в Ангулем. Очевидно, что это был арест. Ее заключали в тюремную башню замка, в которой провел десять ужасных лет Шатонеф. Шарлотте де Шеврез предстояло возвращение к отцу. Страх парализовал Марию, но мозг работал на всю мощь. Взяв себя в руки, она попросила офицера дать ей несколько часов на то, чтобы приготовиться к отъезду обеим. Он согласился.
Собрав свои вещи, деньги и драгоценности, она размышляла, каким образом можно устроить побег, как вдруг явился Перан.
– В час ночи я буду в дорожной карете под деревьями на берегу реки, вы знаете это место.
Шарлотта не колебалась ни секунды:
– Я не хочу, чтобы меня везли к отцу. Он отправит меня в монастырь. Возьмите меня с собой…
– Ты понимаешь, что это означает? Ты станешь изгоем.
– Останемся вместе! – ответила девушка, обнимая мать.
Любовь дочери стала для Марии истинным утешением. Она видела юную себя в этой девушке, и их союз был бесконечно дорог для нее. Но время для излияния чувств было явно неподходящее, нужно было поспешить с приготовлениями. Мария перенесла время отъезда с часу на полуночь и известила о том Перана. В назначенное время обе женщины явились к месту встречи, прихватив с собой вновь нанятую служанку, англичанку Кэтти.
На рассвете они уже были далеко. Через ла Флеш и Лаваль они добрались до Сен-Мало, где Мария намеревалась сесть на корабль, идущий в Англию, но не с тем, чтобы остаться там – революция приводила ее в ярость, революцию она ненавидела и боялась, а для того, чтобы получить пропуск в Дюнкерк и Брюссель.
В порту этого города корсаров она уверенно потребовала от коменданта порта подыскать ей судно, идущее в Дартмут, порт на побережье Девона. Комендант мсье де Кетгон оказался весьма чувствительным к красоте обеих женщин. Зная, с кем имеет дело, он все же нашел подходящее судно, помог своим просительницам подняться на его борт, а вернувшись к себе, тут же отписал Мазарини отчет о происшедшем. В пору правления Ришелье он без колебаний посадил бы двух дам под замок, но теперь, при итальянце, можно было поступать по собственному усмотрению.
Невероятно, но в эти обычно неспокойные апрельские дни Ла-Манш явил милосердие: шел дождь, но воды оставались спокойными. Не слишком набожная Мария увидела в том добрый знак – Господь, похоже, был на ее стороне.
Господь – может быть, но не люди. Иллюзии ее улетучились при виде идущих прямо им в лоб под всеми парусами двух военных кораблей, теперь уже не королевских, но республиканских сил. Называя поднявшимся на борт людям свои имя и титул, мадам де Шеврез поняла, что обстоятельства сильно изменились. Вместо улыбок и приветствий – непроницаемые лица, а вместо Дартмута Марию вместе с дочерью и служанкой сопроводили на остров Уайт, где, особенно не церемонясь, заключили в Кэрисбрук Кастл, старинную крепость одиннадцатого века, по сравнению с которой старый замок де Шеврезов показался бы приветливым и уютным пристанищем в курортном местечке. Здесь ей предстояло ждать решения парламента.
Но парламенту, войска которого дважды – при Ньюбари и Марстон-Мур – разгромили армию Карла I, только и было дел, как заниматься какой-то герцогиней, пусть даже и известной по обеим сторонам пролива. К Мазарини был отправлен эмиссар с предложением выдать ему герцогиню и ее дочь. Кардинал поспешил отказаться: пусть мадам де Шеврез остается там, где она сейчас и находится, а у него нет никакого желания вновь видеть ее во Франции.
Вид мрачных стен, промозглой английской весны, окрестных скал и бескрайнего моря не приводил Марию в восторг. Порой она теряла самообладание, но Шарлотта, достойная дочь своей матери, грустила меньше. Ради развлечения она соблазнила одного из офицеров замка.
Периоды уныния сменялись у герцогини всплесками активности, и она снова занимала себя планами и прожектами. Через возлюбленного Шарлотты ей стало известно, что в этой Богом забытой стране все еще находится посол Испании, готовый напомнить о ней своему королю. Мария, воспользовавшись услугами влюбленного офицера, передала письмо послу для короля, в нем был крик о помощи и просьба содействовать ее отъезду в
