Книга Ожог от зеркала - Александр Доставалов

В Стамбул они въехали на закате. Город производил мощное впечатление.

Сотни мечетей, десятки церквей, огромное количество народа – через восточную непривычку сидеть дома множество людей толклось на улицах и бесчисленных базарах... Потрясающее солнце, витающий над городом запах пряностей и какой-то особый, неповторимый, восточный колорит.

В этом городе хотелось остаться. Он был дружелюбен и спокоен, светел и чист, от него веяло древней мощью и величием. На улицах теснились тысячи лавок, сновали разносчики фруктов и сладостей, жарилось мясо и варился плов. Здесь было много славян, и русская речь смешивалась с турецкой. Высокие стены со старинными башнями дышали историей. Мраморное и Чёрное моря смешивали волны через Босфорский пролив.

Здесь было хорошо.

Конечно, особо расслабляться не стоило.

Школяры прекрасно понимали, что и тверской магистрат, и рыцари, и валчи не прекратили своих поисков. Разумеется, на таком расстоянии никакая сеть достать их уже не могла. Но особые приметы... Не стоило, например, использовать одновременно все три лодки. Кроме того, школяров тревожил сам шлях.

Пришло время исполнить его задания.

– Интересно, зачем декану религиозная информация? – Никита смотрел на громаду Святой Софии.

– Это скорее всего не для декана. Это нужно Колледжу.

– А Колледжу зачем? Мы ведь не жрецы.

– Да мало ли, Кит. – Тарас разглядывал обожженную небесным огнём «железную колонну». – Христианство – одна из мировых религий. Так что знание может очень пригодиться.

– Давай для себя разберёмся.

– Ты что, теософ?

– Теософ не теософ, а кое-что читал. – Никита провёл ладошкой по силуэту солнышка, что носил на груди почти каждый славянин. – А ты, цветный, зря иронизируешь. Кстати, далеко не все признают христианство мировой религией. Некоторые считают его сектой.

– Какие же тогда мировые?

– Ну, более массовые. Буддизм, например. Магометанство. Индуизм. И наши, панславянские боги.

– А шаманизм?

– Это, конечно, вещь распространенная, но он везде отличается.

– А иудеи?

– Пожалуй. Хотя с тех пор, как их поприжали, иудаизм почти сошёл на нет.

– Ну ладно. Как это ни называй, а в Христа верит не один миллион народу. И к нам такие ребята забредают, с крестом на пузе. Но при чём здесь этот святой?

– Ты поаккуратней с выражениями, Тарик. Я про эту религию читал, и мне понравилось. Не хуже нашей.

– А что там особенного? Они все похожи.

– Не скажи. Сербы вон почти поголовно христиане. И вообще. У христиан любовь на первом месте.

– Да знаю я, – сказал Тарас. – На зло отвечать добром, дабы не умножать количество зла в мире. Красиво, конечно. Но непонятно. У нас проще.

– У нас проще, – согласился Никита. – Зло нужно останавливать, и все дела. Оставил безнаказанным – считаешься соучастник. Но у них как-то изящнее.

– Может быть, – не стал спорить Тарас. – Тут что одна крайность, что другая... Добрые люди, собирайтесь вместе и убивайте злых! Молотками, топорами и пилами. – Он усмехнулся. – Очень сложно отличить зло от добра. Это самое сложное.

– Для того у тебя и разум. Должен быть.

– Кстати, вот что мне действительно у христиан не нравится, так это то, что у них все рабы божьи. – Тарас поморщился. – Как-то это... Раб только послушен, ему думать не обязательно. Другое дело – сын. Все мы дети Создателя. Ну, лучше же звучит?

– Звучит-то лучше, – вздохнул Никита. – А вот как оно на самом деле?

– На самом деле мир вовсе не на любви держится. А на деньгах. – Тарас выщелкнул из калиты серебряный ноготь, ловко закрутил его в воздухе и убрал обратно в кишень.

– Неизвестно, – не согласился Никита. – Может, и на любви.

– Может, и на любви, – не стал спорить Тарас. – К деньгам.

– Опять ты ёрничать начал.

– Обидно просто, – вздохнул Тарас. – Вот возьми простого мужика. Они же всему верят. Они ждут, что когда-нибудь жить им станет лучше. Просто станет, само по себе. Что ворьё, которое нами управляет, вдруг усовестится и начнет раздавать деньги. Каждому по чуть-чуть, для облегчения.

– Это, конечно, вряд ли, – согласился Никита. – Вот только к религии отношения не имеет. Деньги вообще только средство обмена. Христос говорил, нельзя служить одновременно богу и мамоне.

– Это богатству, что ли? – уточнил Тарас.

– Именно, – сказал Никита. – И ещё: отдайте богу богово, а кесарю – кесарево.

– Это помню, – сказал Тарас. – Это он про монетку сказал. Это красиво. Там ещё профиль кесаря был начеканен.

– И про налоги.

– И про налоги, – эхом отозвался Тарас. – Что такое отдать кесарю кесарево – мне понятно. А вот что такое отдать богу богово? У христиан?

– Ну... – замялся Никита. Видно было, что подобный вопрос не приходил ему в голову. – То, что принадлежит богу.

– Так Создателю всё принадлежит. Есть что-то, что ему нужно?

– Ему нужно, чтобы ты молился. И спас свою душу, – сказал Никита.

– Вот, молился. Уже рабское, – вздохнул Тарас. – Но я понял, бог хочет твою душу.

– Ну да. Только ты так это сказал... Он спасти её хочет, а не себе забрать. Или вообще-то... Ну, себе забрать – только это значит спасти.

– В общем, это только способ называть вещи. Сатана ведь тоже душу хочет. Тут сложно всё.

– А ты что, хочешь на равных с Творцом разговаривать?

– Сын с отцом не говорит на равных. Но он и не раб.

– Это называется гордыня, Тарик. Возомнил ты о себе сверх всякой меры.

– Кстати, в тех же текстах христиан сказано, что сатана или антихрист придёт в мир под личиной Спасителя или что-то в этом роде. В общем, прикинется Создателем. И как разобраться, кто из них кто? Может, вся эта путаница давно состоялась, и ты вообще не тому собираешься молиться? От, блин.

Тарас почувствовал укол в ногу.

Скорпион подвернулся очень не вовремя. Хотя, собственно, когда скорпион подворачивается вовремя? Жало вошло в ногу Тараса чуть выше подошвы, где сандалии были открыты.

– Доболтался. Меньше надо языком трепать.

Тарас растёр пяткой на камне гадскую тварь и задумался, насколько случайны в этом мире случайности. Никита уже мостырил нейтрализующее заклятие.

Самстаканчик молока выдал положенную порцию, Никита смешал его с солью, пошептал немного, сплеснул на восток, втёр несколько капель в ранку и отдал остаток Тарасу. Тот выпил. Не удержавшись, поморщился. Соленое молоко, конечно, может принести другие последствия, но яд действовать не будет.