После ее смерти отец изменился.
Я не узнавала этого человека.
На меня он смотрел враждебно.
Я понимала, что со смертью мамы моя жизнь станет другой, но не подозревала, что настолько.
Мне казалось, что самым главным теперь было узнать, о чем поют киты. Тогда, возможно, я бы поняла, почему мама так поступила. Объяснение обязательно должно быть. Но отец отвез меня к тетке в Америку — в далекую Оклахому, сам приезжал к нам редко, чуть ли не раз в год. Я ловила его странные взгляды, в которых Гольфстримом и Лабрадорским течением смешивались обожание и… ненависть?
Выброшенная из атмосферы всеобщей любви и ласки, из веселой суматохи (мама стоила толпы самых разных людей), я оказалась в чопорном холодном доме.
В Оклахоме не было моря, только выжженная пустыня. Я не знаю, как другие люди живут без моря, но мне там нечем было дышать. Нет ничего красивее океана — спокойного или сердитого, теплого, холодного, лазурного или хмуро-серого…
Мне все здесь было странно. Сухой воздух, пыль из-под копыт, выжженная линия горизонта.
В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я сбежала.
9. ГанайС каждой неделей ситуация в Кето становилась все хуже и хуже. Зло шло по улицам. Я должна была поговорить с Фоксом. Его держали в Ганае, в уединенном поместье — клетка для гения.
Вокруг зрели яблоки.
Мне удалось организовать ему прогулку по берегу. За нами шли охранники.
Увидели запутавшегося в сетях кита.
— Давай посмотрим?
— Мы прокатимся на лодке, можно? — спросила я охрану, доставая из кармана жемчужное ожерелье.
На берегу моря лежала старая морская шлюпка.
Вдали плескалось китовое стадо, не желая бросать собрата, попавшего в беду.
— Ричард, давай подплывем поближе к бедняге, посмотрим?
— Это разве не опасно?
— Не стоит бояться кита, если ты не собираешься его убить.
— Откуда им знать, чего кто хочет?
— Они чувствуют.
Охранники следили за нами с берега.
Я попыталась заговорить с Ричардом о зле, что приносят его графические романы, но он меня не понял. Не захотел услышать.
— Что за папка?
— Новые рисунки, хочешь — посмотри.
Я смотрела рисунки, и это было страшно. Я отложила папку.
Ричард греб, а я перебирала детали браслета — маминого браслета. Она подарила мне его в тот злополучный день рождения — в мои десять лет. Мама верила, что браслет защитит нашу семью от злых духов. Отец, увидев, порвал его, швырнул в сторону и вышел. Я ползала по полу и собирала в подол костяные фигурки китов, деревянную — женщины, цветные бусинки и зубы кашалота. Спустя много лет модницы в разных странах просили меня продать браслет за любые деньги — он был очень красив. Но это был не просто браслет, это был амулет.
Маме было проще. Она распоряжалась своей жизнью. Мне нужно было решить за другого. Как быть, если твое личное горе — благо для всех?
Киты пускали фонтаны. Мне казалось, сейчас я услышу их песни. Но киты не пели.
Тогда запела я, вспоминая, что пела на берегу мама. Я не знала слов, они рождались сами. Словно мама пела моим голосом… В собственном пении я разобрала только два слова «орка оркинус» — несущая смерть. Не стоит бояться кита, если ты не собираешься его убить. Или если о помощи его не просит другой кит. Тогда добродушные создания становятся агрессивны, умны и очень опасны.
Неожиданный удар подбросил лодку в воздух. Листы графромана чайками взметнулись вверх.
Мы с Фоксом полетели в воду.
Вынырнув, первым делом я увидела Ричарда.
А рядом — кита. Огромная тупая туша с бессмысленным взглядом, как думают слишком многие… Нет, у него были очень умные глаза.
Он слушал. Он ждал. Это было просто невероятно.
— Уплывай, Либби! — крикнул Фокс. — Я тебя прикрою.
Смешной. Как он смог бы меня защитить? Ударив кита в нос?
Охрана металась на берегу. У них было оружие, но, стреляя в кита, они могли попасть в нас с Фоксом…
— Нет. Так надо, Ричард.
Качаясь на волнах, я запела снова. Орка оркинус. Орка оркинус — это же я, ничтожная Либби Герц.
Кит поднял хвост и ударил Ричарда.
Тело исчезло в глубине.
По воде расплылись круги.
— Плыви, Ричард.
Черно-белые рисунки окрасились красным.
10. КетоМеня немедленно схватили. Это же я затеяла прогулку.
Тело Фокса не нашли. Четырехчасовой поиск тела с лодок и дирижабля не привел ни к чему.
В связи с чрезвычайной ситуацией меня доставили к самому Канцлеру.
Никто не знает, о чем мы говорили.
Никто не знает, почему он меня отпустил.
Всех, кто следил за Фоксом в тот день, выслали из Кето на материк.
По крайней мере, так сказали мне.
Я не стала просить бумаги и считывать настоящее знание подушечками пальцев. Мне была не нужна правда.
Я сильная. Но еще четыре смерти на совести я не потяну.
* * *
Несколько месяцев я не выходила из дома. Если бы не Лизи, я бы умерла с голода. Она силой запихивала куски мне в рот.
За окном шумел ветер — сердитое дыхание хозяина жизни.
Я пошла в Горелую Слободу к перекройщице.
У меня было к ней дело на пару крон — мне нужно было вырезать сердце. Себе.
— Сделайте мне железное. Да хоть из соломы. Оно и так неживое.
— Сердце нельзя, голубушка, — сказала перекройщица. — Хочешь китовый ус в талию или шпильку в голову?
— Мне нужно сердце.
— Сердце нельзя.
Когда я уже лежала на столе, передумала. Пусть болит.
Пока болит — живая.
Тогда я нарисовала первого кита.
Он улыбался.
11. ДомНельзя такое говорить десятилетним девочкам. Нельзя взваливать на них такой груз.
— Это ты виновна в гибели матери. Она пообещала вернуться к китам, если ты прозреешь! — кричал отец.
