– Поеду, – ответила Даша.
– Собирайся! Едем вместе!
Даша посмотрела вопросительно.
– А что мне теперь здесь делать? Не всё ли равно? Я тоже вУри запишусь и проживу в ущелье… Не беспокойся, не помешаю.
Начали быстро собираться, чтобы поспеть к полуденномупоезду. Но не прошло получаса, как явился из Скворешников Алексей Егорыч. Ондоложил, что Николай Всеволодович «вдруг» приехали поутру, с ранним поездом, инаходятся в Скворешниках, но «в таком виде, что на вопросы не отвечают, прошлипо всем комнатам и заперлись на своей половине…»
– Я помимо их приказания заключил приехать и доложить, –прибавил Алексей Егорыч с очень внушительным видом.
Варвара Петровна пронзительно поглядела на него и не сталарасспрашивать. Мигом подали карету. Поехала с Дашей. Пока ехали, часто,говорят, крестилась.
На «своей половине» все двери были отперты, и нигде НиколаяВсеволодовича не оказалось.
– Уж не в мезонине ли-с? – осторожно произнес Фомушка.
Замечательно, что следом за Варварой Петровной на «своюполовину» вошло несколько слуг; а остальные слуги все ждали в зале. Никогда быони не посмели прежде позволить себе такого нарушения этикета. Варвара Петровнавидела и молчала.
Взобрались и в мезонин. Там было три комнаты; но ни в однойникого не нашли.
– Да уж не туда ли пошли-с? – указал кто-то на дверь всветелку. В самом деле, всегда затворенная дверца в светелку была теперьотперта и стояла настежь. Подыматься приходилось чуть не под крышу подеревянной, длинной, очень узенькой и ужасно крутой лестнице. Там была тожекакая-то комнатка.
– Я не пойду туда. С какой стати он полезет туда? – ужаснопобледнела Варвара Петровна, озираясь на слуг. Те смотрели на нее и молчали.Даша дрожала.
Варвара Петровна бросилась по лесенке; Даша за нею; но едвавошла в светелку, закричала и упала без чувств.
Гражданин кантона Ури висел тут же за дверцей. На столикележал клочок бумаги со словами карандашом: «Никого не винить, я сам». Тут же настолике лежал и молоток, кусок мыла и большой гвоздь, очевидно припасенный прозапас. Крепкий шелковый снурок, очевидно заранее припасенный и выбранный, накотором повесился Николай Всеволодович, был жирно намылен. Всё означалопреднамеренность и сознание до последней минуты.
Наши медики по вскрытии трупа совершенно и настойчивоотвергли помешательство.
