Мне уже доводилось писать об этом знакомстве и о недоуменной реакции гершензоновского окружения на гипертрофированную, как казалось, оценку[1043]. Однако лишь теперь можно судить, о чем говорили в апрельский вечер 1917 г. Гершензон и Бялик.
Подробная запись их беседы была сделана на следующий день упомянутой в письме «женой Яффе» Фридой и хранится в архиве Дома-музея Х. Н. Бялика в Тель-Авиве. Ниже я публикую этот документ, написанный от руки по-русски[1044].
Готовя в 1917 г. в Москве «Еврейскую антологию», Л. Яффе заказал Бялику вступительный исторический очерк об ивритской поэзии[1045], который должен был предварять стихи и дополнять разъяснения редактора по поводу состава сборника. Несмотря на прекрасный русский язык Бялика, что неоспоримо явствует из его эпистолярного наследия, Яффе предлагал ему писать на иврите. Но Бялик, как это часто с ним случалось, не собрался, и книгу украсило лишь предисловие Гершензона.
Имя историка русской культуры М. О. Гершензона отчасти принадлежит и еврейской культуре[1046]. В этой связи вспоминаются не только его сугубо «еврейские» работы, но и размышления на национальную тему в «Переписке из двух углов»[1047]. Позиция Гершензона известна: еврейство движется по оси времени из состояния с максимально детерминированными национальными внешними и внутренними чертами к состоянию полного освобождения от всех этих черт, «по пути к свободе и до свободы»[1048]. Анализируя Библию и еврейскую историю, он приходил к выводу, что «для достижения этой цели религия предлагает два средства: во-первых, держать свое сознание космически открытым, не замыкать его человеческой окружностью; во-вторых, в человеческом круге держать свое сознание социально открытым, не замыкать его личной окружностью»[1049].
Разговор Гершензона с Бяликом, несмотря на общность национальных корней обоих собеседников, иллюстрирует два полярных взгляда на судьбу еврейского народа, которые, в сущности, структурируются почти геометрическим противопоставлением еврейского циклического мышления и луча метаисторической эволюции. Если отвлечься, как это делает Бялик, от Творения и Избавления, как конечных точек исторического развития, вся внутренняя протяженность временного континиума есть вечные уходы евреев от Торы, страдания за отступничество и возвращения, как это наглядно иллюстрирует библейская книга Судей, а позднее — раввинская практика объединения вокруг одной даты нескольких разновременных исторических событий, например, трагических: «Пять бедствий постигли наших предков 17 таммуза и пять — 9 ава»[1050]. Традиция закрепила метаисторическое видение в литургическом календаре, в котором все новые драмы получали архетипальную интерпретацию, теряя неповторимость исторического факта. Гершензон же разрабатывает свой миф, согласно которому еврейский народ последовательно и необратимо проходит ряд стадий на пути к всепоглощающей трансцендентальной духовности. Запись публикуемой беседы показывает, что мысли о судьбах еврейского народа занимали и оформлялись в сознании Гершензона задолго до выхода одноименной работы, и не исключено, что полемика с Бяликом стимулировала их.
