В середине 80-х появилось много признаков того, что былое благоденствие возвращается, по меньшей мере для Южной Англии, части центральных графств и особенно Восточной Англии, где экономический рост был весьма заметен в таких городах, как Суиндон и Бейсингсток. Британская экономика развивалась бурными темпами, достигнув в начале 1987 г. прироста 4 %, чему благоприятствовало снижение курса фунта стерлингов и стоимости некоторых импортных товаров. Но этот прогресс зависел не от традиционно развитой обрабатывающей промышленности, которая продолжала сильно отставать от уровня производства, существовавшего до 70-х годов. Определяющими стали финансовые услуги, кредиты, капиталовложения и потребительский бум.
Примечательным событием стал так называемый Большой взрыв (Big Bang) на Лондонской бирже 27 октября 1986 г., когда привычная картина суетливой толпы множества джобберов (биржевых маклеров), толкущихся на ярусе Лондонской фондовой биржи, сменилась сложной, почти невидимой работой дилеров, имеющих дело с биржевой компьютерной сетью. В этом событии нашел отражение международный размах рынка ценных бумаг, который неожиданно способствовал восстановлению давно заброшенных районов вокруг лондонского Ист-Энда. Появился новый социальный феномен, получивший прозвище «яппи» (yappi): молодой профессионал, настроенный на карьерный рост, работающий на бирже, в инвестиционном или торговом банке. Об этом феномене много говорили и часто его осуждали.
Для большинства граждан Британии после кризиса 70-х и начала 80-х жизнь стала легче. Число частных домов продолжало расти, и к концу 1987 г. уже две трети населения страны жило в собственных жилищах. Чрезвычайно распространенным стало владение акциями благодаря политике правительства, направленной на приватизацию государственных предприятий, таких, как системы телекоммуникаций, «Бритиш гэс», «Бритиш петролеум», аэропорты (в конце 80-х за ними последовали системы водо- и электроснабжения). Напротив, уважение к профсоюзам среди общественности стало падать, а одновременно уменьшилось и число их членов — если в 1980 г. в профсоюзах состояло 13 млн человек, то в 1987 г. — 9 млн, а к 1999 г. число членов сократилось до 6 млн человек.
Культурная жизнь страны в то время была отнюдь не бесплодной и отличалась активностью. Британские писатели и драматурги оставили достойные внимания произведения, ведущие британские архитекторы — Джеймс Стирлинг, Норман Фостер и Ричард Роджерс (создатель Центра Помпиду в Париже) обрели мировую известность. Музыкальная жизнь Британии 80-х годов расцвела, как никогда прежде, а Лондон стал общепризнанной музыкальной столицей мира. Новые оперные театры и оркестры возникли в Лидсе, Кардиффе и других городах. Еженедельные литературные журналы по-прежнему сохраняли высокий уровень. Би-би-си тоже оставалась главной вещательной корпорацией страны, несмотря на постоянные разногласия с правительством Тэтчер, упадок морали и сокращение ассигнований. Университеты продолжали вести успешные исследования в сфере искусств, фундаментальной и прикладной науки, в том числе в области медицины, вопреки сокращению финансирования, которое правительство ввело с 1981 г.
Американский комментатор Бернард Носситер однажды сказал, что в Британии экономический упадок и безработица конца 70-х включали в себя некую позитивную тенденцию: стремление британского среднего класса и квалифицированных рабочих использовать свободное время как можно более творчески и таким образом выразить свой протест против засилья массового производства, выбирая свободу от унылого автоматизированного труда. Это, конечно, слишком оптимистический взгляд на ситуацию, который не учитывает отсталые трудовые навыки рабочих и устарелые способы управления производством, надолго сковавшие не только экономику страны, но и все общество.
Кроме того, отставание в технологической области и в предпринимательстве стало угрожать самим основам британской культуры. В середине 80-х годов началась «утечка мозгов», отъезд молодых талантливых ученых за океан, что сильно озадачило британские университеты и научно-исследовательские институты. Через двести лет после промышленной революции Британия на удивление неохотно шла на модернизацию и поддержку собственного научного потенциала. Но, несмотря на очевидные слабости, страна по-прежнему обладала необходимыми талантами, чтобы преодолевать общественные и социальные потрясения, а также относительное отставание в промышленности, как в прежние времена она справлялась с тяготами торгового и международного лидерства.
Все происходящее вдохнуло новую жизнь в партию консерваторов, возглавляемую Маргарет Тэтчер. На всеобщих выборах в июне 1987 г., несмотря на активную предвыборную кампанию лейбористов под предводительством нового лидера Нила Киннока, консерваторы с легкостью победили и получили 375 мест в Парламенте против 219 мест, доставшихся лейбористам. Слабеющий и распадающийся альянс либералов — социал-демократов получил всего 22 места. Тэтчер стала первым премьер-министром после лорда Ливерпула в 1812–1827 гг., выигравшим выборы три раза подряд, что, безусловно, было выдающимся событием. Главной темой своей предвыборной кампании консерваторы сделали восстановление национального благосостояния, не забывая при этом подчеркивать свою роль надежных защитников национальной безопасности. Политика лейбористов, направленная на одностороннее ядерное разоружение, не пользовалась широкой поддержкой. В процветающей Южной Англии эта партия казалась устаревшей, раздробленной и вообще несостоятельной.
Однако, с другой стороны, результаты выборов продемонстрировали региональную разделенность страны. Консерваторы со значительным перевесом победили на Юге и в Центральной Англии, но в промышленных городах Севера они утратили свои позиции. В Уэльсе лейбористы увеличили число своих сторонников на 5 %, а в Шотландии — на 7,5 %. Пошли разговоры о социальном разделе страны, где преуспевающий самодовольный Юг противопоставлялся отсталому, загнивающему Северу с его вечной безработицей, запущенными городами и неработающими коммунальными службами. «Две нации», описанные Бенджамином Дизраэли еще в 40-х годов XIX в., продолжали существовать и больше века спустя.
Британия 80-х годов XX в. представляла собой пример хрупкого сосуществования элементов распада и стабильности. Силы разрушения проявлялись в беспорядках в Северной Ирландии, в негативных тенденциях в сфере промышленности, напоминали о себе самим существованием городских гетто для чернокожих. Политическому консенсусу был брошен вызов неомарксистами из левого крыла Лейбористской партии, возглавляемого Бенном, несговорчивыми расистами из квазифашистского Национального фронта, а также независимой высокомерной позицией некоторых социал-демократов. Изменения претерпели все традиционные отношения: между родителями и детьми, женами-феминистками и их мужьями, между рабочими и работодателями, с одной стороны, и рабочими и лидерами профсоюзов — с другой, между учащимися и преподавателями, гражданами и блюстителями закона и порядка. Вот характерный заголовок книги, вышедшей в 1979 г.: «Британия умирает?» По контрасту с происходящим британская стабильность нередко находила выражение в почти религиозном трепете перед старинными обычаями и в почтении к предкам, в благоговейном отношении к королевской семье или в довольно сомнительном преклонении перед «наследием», которое чаще всего являлось по своей сути избирательным и сентиментальным прочтением британской истории.
