class="title5">
XVII
Всё, что было в Москве знатного — генералитет, иностранные резиденты, блестящие гвардейцы, — съезжалось к ярко освещённому дворцу канцлера графа Головкина, устроившего, с соизволения императрицы, в честь её приезда роскошный бал «без танцев», как выразила желание государыня.
Хотя траур и был снят на три дня, но всё же Анна нашла неудобным допустить танцы.
Огромные залы дворца были ярко освещены. Многочисленные лакеи в малиновых камзолах с золотыми галунами, с гербом графа шпалерами выстроились вдоль роскошной лестницы, убранной пышными цветами, покрытой дорогим пушистым ковром.
Перед большим венецианским зеркалом на верхней площадке дамы торопливо в последний раз оправляли свои причёски и входили в приёмную залу, где гостей встречали граф Гаврило Иваныч с женой Домной Андреевной. Бедный сын мелкопоместного алексинского дворянина, теперь граф и обладатель тридцати тысяч душ крестьян, Гаврило Иваныч умел и любил принимать гостей, когда было надо, с ослепительной пышностью.
Мало-помалу просторные залы дворца наполнялись. Дамы словно обрадовались возможности снять траур. В цветных «робах», с обнажёнными плечами и руками, сверкая брильянтами, они оживлённо и весело входили в залу. Цветные камзолы военных, шитые золотом мундиры гражданских высших чинов, звёзды, ленты представляли пёструю, живописную картину.
Одна из зал была обращена в открытый буфет с разнообразными винами, фруктами и изысканными закусками. В другой были приготовлены карточные столы.
Бал Головкина удостоили своим присутствием герцогиня Екатерина и цесаревна Елизавета.
В числе гостей был и князь Шастунов. Дивинский тоже приехал с Юсуповым.
Императрица разрешила посетить бал и своим юным фрейлинам — Юлиане и Адели, а также и Артуру.
Молодые девушки приехали с Авдотьей Ивановной Чернышёвой, пожалованной в этот день в статс-дамы. С любопытством и робостью озирались они вокруг: Юлиана с тайной надеждой встретить Арсения Кирилловича, Адель — Макшеева.
Но Шастунову было не до них. Он жадно сторожил приход Лопухиной. Он беспокойно ходил по зале, всё время поглядывая на дверь. Он видел приезд фрейлин императрицы и поспешил замешаться в толпе, чтобы не быть вынужденным подойти к ним.
Приехала с братом Наташа Шереметева, бледная и печальная. Черкасский с красавицей Варенькой. А Лопухиной всё не было.
Граф с графиней перестали встречать в первой зале гостей, так как знатнейшие гости уже приехали. Последним, кого встретил канцлер, был Маньян и с ним де Бриссак.
Граф очень любезно встретил обоих. Виконт де Бриссак уже раньше был у него с письмом от его сына Александра, посла во Франции. В письме, переданном Бриссаком, Александр Гаврилович просил отца оказать возможное внимание его другу де Бриссаку, человеку очень близкому ко двору, интересующемуся Россией. «Вы сами оцените его замечательный ум и исключительную приятность обращения», — заканчивал письмо Александр.
Кроме этого письма граф получил обычным порядком и другое, в котором сын подробно писал о де Бриссаке. Это был один из знатнейших дворян и любимец двора. Он очень много путешествовал, преимущественно по Востоку, и, как говорили, вывез оттуда особенные таинственные знания.
Вместе со своим другом, очень известным при дворе шевалье де Сент-Круа, он пользовался репутацией учёного человека, чуждого обычных светских развлечений, немного колдуна и загадочной личности.
Но во всяком случае, этот человек — рыцарь с головы до ног.
Под влиянием этих писем граф любезно принял де Бриссака, который произвёл на него очень хорошее впечатление. Де Бриссак, между прочим, сказал, что он лично известен князю Василию Лукичу, но, к сожалению, не мог его ещё повидать.
Действительно, только утром в день бала де Бриссаку удалось встретиться с Василием Лукичом, так как, когда после смерти императора де Бриссак, по указанию Шастунова, поехал в Мастерскую палату, не было никакой возможности повидать Василия Лукича, а потом он уехал в Митаву. На приёме же у императрицы было не до того.
Граф Гаврило Иваныч слышал, кроме того, о де Бриссаке от Маньяна и пригласил его к себе на бал.
Взяв под руку Маньяна, канцлер в сопровождении де Бриссака прошёл во внутренние комнаты.
Князь Шастунов тоскливо поглядывал по сторонам и очень обрадовался, когда к нему подошёл запоздавший Макшеев.
— Вот и я, — сказал Макшеев. — Я малость запоздал. Виной этот чёрт Трегубов, семёновец. Знаешь?
Шастунов кивнул головой.
— Я как сменился с караула, — продолжал Макшеев, — хотел пойти к себе хорошенько отоспаться, тем более что мой советник ещё не прислал мне денег. Да тут этот Ванька Трегубов! Пойдём, говорит, ко мне. Я, было не хотел, да уговорил, чёрт. А там уже и компания. Ну, что поделаешь, взял у него, не выдержал, десять золотых да и перекинулся в картишки!.. Одно хорошо, — со смехом добавил он, — недаром время потерял. Хоть не выспался, да зато… — и он ударил себя по карману.
Шастунов улыбнулся:
— Смотри, Алёша, не засни где‑нибудь в уголку. Макшеев рассмеялся.
— Ничего, — сказал он. — Мне бы только освежиться немного. Что‑то сухо. Пойду поискать чего‑нибудь. Прощай, брат.
И, кивнув Шастунову, он прямо направился в буфет.
Гости разбились на группы. Всюду слышались оживлённый смех и разговоры.
Шастунову стало ещё тоскливее. Он уже собирался пойти за Макшеевым, чтобы не чувствовать себя в одиночестве, как вдруг увидел входящую Лопухину. Но первое чувство радости мгновенно сменилось в нём тяжёлой тоской, когда он увидел рядом с ней надменную, красивую фигуру Рейнгольда.
Хотя Рейнгольд следовал за Натальей Фёдоровной на расстоянии полушага, с обычным видом светского человека, провожающего даму, но в той манере, с какой Наталья Фёдоровна раза два повернула к нему голову и что‑то скат зала, по той улыбке, с какой он ответил на её слова, Шастунов инстинктом влюблённого понял, что они не чужие друг другу.
Его сердце похолодело. Как прикованный, остался он на месте, когда мимо него, шурша атласом платья, ослепительно красивая, как всегда, прошла Лопухина, благоухая незнакомым ему запахом тонких духов. Она не заметила его.
Приход Лопухиной был встречен, как всегда, сдержанным шёпотом восторга. Казалось, к её красоте до сих пор не могли привыкнуть.
Лопухина с сияющей улыбкой, кивая направо и налево, прошла среди расступившихся гостей прямо в залу, где, окружённые своим штатом и блестящей молодёжью, сидели принцессы. Герцогиня равнодушно поздоровалась с ней, а Елизавета, как всегда, встретила её сухим враждебным взглядом и холодно ответила на её низкий реверанс.
Лопухину тотчас же окружили, и она сразу, как обычно, сделалась центром всеобщего внимания. Шастунов издали следил за ней, полный ревнивого отчаяния.
Рейнгольд отделился от толпы и прошёл дальше к хозяйке дома.
Лёгкое прикосновение
