цепей: он слышался каждый раз, когда ведьма начинала ходить по своей темнице. Одного взгляда на кандалы, так же вмонтированные в стену её камеры, девочке было достаточно, чтобы наглядно представить картину и мысленно содрогнуться.
Когда Мегги втолкнули сюда, она сразу же заметила эти цепи и забилась в дальний угол, молясь про себя, чтобы её не коснулись ржавые, испачканные чем-то сомнительным ножные колодки. И молитвы были услышаны: ведьма, пришедшая вместе с Джоном, лишь захлопнула тяжёлую металлическую решетчатую дверь и, снова разбередив рану на ладони, накапала крови в замочную скважину.
Женщина-гиена не впервые ковырялась в своей ране. Ещё дома, пока Джон накладывал жгут на ногу бабушки, она окунула в неё кисть, словно в баночку красной краски. Тогда, резко дёрнув на себя заливающуюся слезами Мегги, она нарисовала на её запястьях какие-то знаки и отчеканила:
— Попытаешься бежать — они начнут разъедать твою плоть. И чем дальше ты будешь бежать, тем больнее будет. Попытаешься стереть — произойдёт то же самое, — маниакальный огонёк в глазах женщины заставил Мегги понять, что та только на это и надеется. Чужая боль доставляла женщине-гиене наслаждение.
По спине у Мегги пробежал холодок, когда она поняла, что сделать подобное могла только ведьма. Бабушка застонала в бреду, и женщина, посмотрев на неё, довольно улыбнулась.
— Ты поняла меня, девочка? Ты будешь послушной? — И эта улыбка, похожая на звериный оскал, заставляла бежать холодок по спине.
Мегги кивнула, и ведьма потрепала её по волосам, словно послушную собаку. Девочке стало противно; в душе из золы ужаса поднималась злость, и в этот момент ей показалось, что над кровавыми знаками на своих запястьях она увидела красноватое марево, как в жаркий день, когда от асфальта будто бы поднимается пар. Но стоило моргнуть — и всё исчезло.
Джон, как и обещал, наложил жгут на бабушкину ногу, и Мегги так и не поняла, почему он выполнил своё обещание, ведь мог просто забрать девочку силой, не помогая старой женщине, которую сам же ранил. Когда Мегги одевалась, стоя в коридоре и смотря на распростёртую на полу бабушку, она мысленно молилась, чтобы кто-нибудь пришёл, забрал её отсюда и не дал умереть.
Она согласилась уйти — прекрасно понимая, что спрашивали её чисто символически — только ради крохотного шанса, что бабушке смогут помочь. Хоть кто-то… Соседи, которые заметят, как девочку выводят из дома. Или отец… Если он вернётся. Если ему никто не навредил. Мегги надеялась, что хотя бы с ним всё хорошо.
Девочка цеплялась за единственное, что у неё осталось — за надежду. Надежду по имени Марта. Как только сестра узнает, она наверняка отправится за Мегги, куда бы её ни отвезли. Но для этого Марта должна знать, кто её увёз. А кто сможет рассказать об этом, если не бабушка? Бабушка, которая видела Джона.
Мегги пыталась себя убедить в этом и когда смотрела на пустынную улицу, на которой не было видно соседей, и когда сидела на заднем сиденье машины с затонированными стёклами, и когда её везли по городу в неизвестном направлении. Даже когда Рупи остался далеко позади, она продолжала внушать себе, что Марта придёт, что Марта уничтожит Джона, ведь Мегги знала, что следующая встреча Джона с его сестрой закончится чем-то ужасным. Оставалось только надеяться, что нечто ужасное случится с Джоном, а не с её сестрой. Ох, как же она надеялась…
Вот только Мегги никогда не считала себя глупой и прекрасно понимала, что реальность куда сложнее: одна ведьма, какой бы сильной она ни была, не справится с целой сектой — тем более с сектой ведьм.
Но девочка едва ли не впервые в жизни гнала от себя рациональные мысли и хваталась за надежду.
Похитители молчали всё время, пока Мегги смотрела на них, утирая слёзы и размазывая сопли по лицу. В какой-то момент девочка даже решила прикинуться спящей, чтобы получить шанс узнать, куда и зачем её везут. Она ещё с самых малых лет поняла, что взрослые не считают детей ни умными, ни опасными, и Мегги надеялась, что похитители ничем не лучше большинства людей. Ей хотелось верить, что они совершат хоть какую-нибудь ошибку, которая приведёт к их краху. К её спасению.
Других способов, как маленький ребёнок может сбежать от взрослых с пистолетами, Мегги не знала. Да ещё и эти кровавые метки на руках. Девочка не знала, действительно ли они начнут прожигать её кожу или же ведьма её просто обманула, стремясь напугать. Однако Мегги не испытывала ни малейшего желания проверять такую догадку: шрамы ещё ничего, но что, если эти метки прожгут её кожу и плоть до костей? Или, что ещё хуже, расплавят даже кости? В таком случае она может остаться без рук или умереть от воспаления и заражения крови. Ничего из этого Мегги не хотела.
Она лежала с закрытыми глазами и даже всхлипывала время от времени, словно ей снился страшный сон, но её похитители продолжали молчать. Либо понимали, что она притворяется, либо не испытывали ни малейшего желания разговаривать друг с другом. Мегги надеялась на второй вариант.
Когда она уже отчаялась, устав ломать комедию, в которую, похоже, никто не поверил, похитители заговорили.
— Мне нужен кофе, — поставила в известность Джона ведьма, но прозвучало это так, словно она требовала кофе у своего секретаря.
Но Джон не был её секретарём, о чём немедленно и оповестил женщину.
— Не разговаривай со мной… ведьма…
Последнее слово он выплюнул словно ругательство, и Мегги испытала сильное желание открыть глаза и убедиться, что в этот момент на его лице не цвела лживая улыбка, от которой по спине побежал бы холодок, но она сдержалась.
— Что-то с мелкой… — последовало слово, которое Мегги не осмелилась бы произнести, и девочке стало противно от того, что ей дали такую характеристику, — ты был куда дружелюбней. О, милая Мегги, пойдём со мной, я дам тебе конфетку. Большой вытянутый леденец. Скажи, охотников давно на детей тянет?
Жуткий смех гиены наполнил салон машины.
— Заткнись, — процедил Джон.
— Произнеси моё имя, охотничек, и я, быть может, послушаюсь. Давай же! Оно не сожжёт тебе язык, ну правда. Просто скажи: «Вивьена». Не имя, а сказка, ну! Мне даже в детстве всегда говорили, что оно у меня красивое и что о женщинах с такими именами слагают песни, так что тут стесняться нечего. Давай же, охотник! Ви-вье-на!
В ответ Джон лишь включил музыку в машине на полную громкость. От резкого звука Мегги вздрогнула и принялась потирать глаза, словно только
