растерянным.
– Я хочу подчеркнуть, что Каден – последнее звено. Как только оно будет уничтожено, мир вернется на Онуну и в это царство. Это означает, что Рука больше не нужна.
Беспокойство и недоверие охватили всех, кроме Логана и Неверры. В их глазах я видела только облегчение.
– Я хочу, чтобы вы все жили, не боясь войны и бедствий. Вы не созданы для вечной борьбы. Не должны посвящать этому свою жизнь. Вы заслуживаете мира и любви. Это все, чего я желаю каждому из вас, и вы обретете это, как только наша последняя миссия будет закончена. Нормальную жизнь. По крайней мере, насколько это возможно.
– Но что мы будем делать? – Ксавье перегнулся через стол. – Это была наша жизнь с… ну, всегда.
– Как пожелаете. Вас больше не будет обременять долг. Никаких заданий. Я хочу лучшего для вас, для всех вас. Я хочу, чтобы у вас была семья и вы счастливо состарились. – Самкиэль остановился и с улыбкой посмотрел на Кэмерона. – Ну или хотя бы повзрослели.
Казалось, на мгновение это разбавило напряженную обстановку.
– Вы моя семья. Я не могу и не хочу поступать с вами эгоистично. Кажется, вы уже давно друг от друга отдалились. Я знаю, что большая часть вины за это лежит на мне. Я оставил вас здесь, чтобы разобраться с собственными проблемами, которые не имели к вам никакого отношения. Я тысячу лет наводил порядок в своем бардаке. Больше я так не поступлю.
Логан и Неверра сияли, глядя друг на друга. Имоджин так тяжело вздохнула, что я испугалась, что она вот-вот заплачет. Кэмерон закрыл лицо руками, а Ксавье уныло ковырялся в остатках еды на тарелке. Винсент уставился на Самкиэля, как будто впервые его увидел.
– Но ведь мы все равно останемся семьей, верно?
Ксавье поднял голову, в его глазах читалось отчаяние. Он оглядел всех сидевших за столом, прежде чем остановиться на Самкиэле.
– Конечно. Это никогда не изменится.
– И мы все еще можем друг друга навещать. Проверять, как друг у друга дела и все такое? – спросил Кэмерон, опустив руки.
– Да. – Самкиэль улыбнулся. – Возможно, мы могли бы организовать свой собственный праздник. Один день в году, посвященный всем нам. День, когда, что бы ни случилось, мы сможем снова быть вместе, пусть даже ненадолго.
Ксавье улыбнулся и кивнул.
– Мне бы этого хотелось.
– Мне тоже, – сказала Имоджин, ее голос казался немного сдавленным.
Логан и Неверра с энтузиазмом согласились. Винсент и Кэмерон были необычайно тихими. Самкиэль кивнул и перешел к планированию, обсуждая возможную дату праздника и планы на будущее.
Я сидела тихо, наблюдая за комнатой. Они смеялись, болтали и шутили. Напряжение спало, но я остро ощущала перемену в атмосфере – это было заметно даже без моих сил. Искра радости, охватившая всех собравшихся, угасла.
Я положила руки на каменные перила беседки и потягивала вино, желая провести минутку наедине с собой. Где-то на фоне хор голосов спорил об игре, которую предложил Кэмерон.
Я смотрела на ночное небо. Звезда вдалеке приветственно замерцала.
– Ты же знаешь, что даже тени не двигаются так беззвучно? – сказала я.
– Прошу прощения. Кажется, ты хотела побыть одна.
Я пожала плечами и повернулась к Роккаррему. Даже Судьба сегодня принарядилась. Я оглянулась на дом и увидела, что Самкиэль смотрит на меня. Возможно, дело было в том, под каким углом я наклонилась и как приподнялось мое платье. Не думаю, что он заметил стоящего рядом со мной Роккаррема. А может, это была просто игра Судьбы.
– Долгие взгляды влюбленных, – сказала Реджи, глядя на Самкиэля.
Кэмерон ударил его в плечо, размахивая руками, – кажется, он был недоволен, что Самкиэль его не слушал.
Я улыбнулась, наблюдая за их перепалкой.
– Что ты здесь делаешь?
– Самкиэль разрешил мне присутствовать, если я пожелаю.
Я чуть не подавилась вином.
– Разрешил.
– Да, ведь он запретил мне с тобой видеться. Думаю, из-за его чувств к тебе и заботы о твоем благополучии.
– Или он ревнивый осел.
– Не вини его. Есть причины, по которым он не может контролировать эту часть себя.
– Да, я не раз видела эту часть.
– Кажется, это подходящее время для вас обоих.
Я рассмеялась и сделала глоток вина.
– Как ты… – Реджи сделал паузу, словно в его голове промелькнула тысяча вопросов, – себя чувствуешь?
Я наклонила голову.
– Переживаешь о моем благополучии?
Он молча ждал моего ответа.
– Если я говорю, что со мной все в порядке, я чувствую себя виноватой, потому что ее здесь нет, а когда я смотрю на них и на то, как они счастливы и добры, мне становится еще хуже из-за того, сколько вреда я им причинила.
– А потом?
Я смотрела, как Самкиэль направляется на кухню. Даже отсюда я слышала их смех.
– И тогда я чувствую себя холодной и безжалостной, потому что знаю, что та часть меня, которая почти уничтожила Онуну и Йеджедин, никуда не исчезла, даже если теперь я не могу вызвать огонь или изменить свой облик. Зверь все еще внутри меня, особенно учитывая мои угрозы выпотрошить Винсента.
– Тебя это расстраивает?
Я покачала головой:
– Нет, впервые за долгое время я знаю, кто я такая. Я себе нравлюсь. Я беспокоюсь о других. Я остаюсь по-прежнему вспыльчивой и знаю, что, если кто-нибудь попытается причинить ему боль, я разорву их на куски, а после засну как ребенок. Итак, – я наклонила свой бокал, произнося тост, – я чувствую множество вещей.
Улыбка Реджи – первая настоящая улыбка, которую я видела на его лице, – засияла чуть ярче.
– Я не ожидал от тебя меньшего.
– Это делает меня монстром?
Реджи покачал головой:
– Нет, это делает тебя защитницей.
Я поставила стакан на каменные перила и потерла руки. Глаза Реджи метнулись к ним, словно он чего-то ждал. Я взглянула на свои ладони. Никакого пламени, ни единой искры, но Реджи смотрел на них так, словно они вот-вот вспыхнут. Прежде чем я успела задать ему вопросы, стеклянная дверь дома широко распахнулась.
– Почему ты здесь одна? – спросил Ксавье, поднимаясь в беседку.
Я повернулась, чтобы сказать ему, что я не одна, но Реджи уже исчез. После него не осталось даже тумана.
Я приподняла бровь:
– Ты за мной следишь?
– Я слежу за порядком. Кроме того, ты отказалась играть в игру Кэмерона.
– Шпион.
Ксавье засмеялся и подошел ко мне, держа в руках тарелку с тортом и две вилки.
– Будешь?
Они все были чертовски милы. Я к этому не привыкла и сомневалась, что когда-нибудь привыкну.
