проигрывал, чем выигрывал, и мирный безик[121] и шахматы не могли заменить ему напряжения хоку и фараона. Шарлотта, заплатив уже несколько его долгов, по счастью не слишком больших, не могла быть спокойна за его будущее.
Филипп де Лоррен благодаря острому чутью догадывался о происходящих в друге переменах и решил на некоторое время не втягивать Адемара в особенно сомнительные похождения. Однако вовсе не потому, что щадил его, а потому, что не хотел выпускать Адемара из рук, не хотел отдаляться от дома Шарлотты, чувствуя, что дом продолжает хранить свою тайну.
Поэтому в этот вечер он решил устроить сначала веселую пирушку у Куафье, а потом отправиться в Оперу полюбоваться ногами танцоров. Кабаре было известно уже полвека. Поначалу в заведение стекались любители хорошеньких девушек и хорошего вина. В него охотно захаживали господа поэты, завсегдатаи салонов прециозниц[122] в Марэ.
Пойдемте-ка к Куафье
Или к «Малютке мавру»,
Веселье нам дороже
Венка из лавров!
Эту незатейливую песенку распевали Вуатюр, Сен-Аман и другие служители музы Эрато. Сыновья Куафье решили удалить из своего заведения девиц, от которых только и жди что скандала, зато обратили больше внимания на винный погреб и изысканность кухни, надеясь привлечь публику познатнее и побогаче рифмоплетов былых времен.
Шевалье с друзьями были приняты не только с почтением, какое предполагала их знатность, но и с оттенком сердечности, приберегаемой для лучших клиентов. Грузный мэтр Клод Куафье, хозяин и главный повар, в белоснежном крахмальном переднике лично проводил дорогих гостей во второй зал, предназначенный для особенной публики. Там, где по переданной слугой из Пале-Рояля записке был уже накрыт лучший стол у горящего камина, и в этом камине не видно было ни вертелов, ни другой какой-либо кухонной утвари. Оставить этот стол для дорогих гостей было делом нелегким — многие хотели устроиться именно там. Но Куафье поставил на стол табличку с надписью: «Для герцога Орлеанского, брата Е. В. короля», и это помогло — посетителям приходилось занимать другие столы. Когда компания расселась, стало ясно, что герцога между ними нет, но почтительность Куафье и ледяной взор шевалье де Лоррена мигом усмирили всех недовольных.
Кабаре славилось блюдами из птицы и дичи и особенно приготовлением уточек из залива Гранж-Бательер с гарниром из раковых шеек. Но сначала гостям подали уданский паштет и омлет с петушиными гребешками, а потом принесли заднюю ногу молодого кабана, а к ней знаменитую романею, одно из вин, составлявших славу «Львиного рва».
Поскольку и другие посетители отдавали должное кухне и винному погребу кабаре, то голоса становились все громче и веселее. Общий градус радостного оживления повышался с каждой минутой. Внезапно де Сен-Форжа, один из самых трезвых в компании, услышал свое имя, а следом за ним взрыв хохота. Хохот слышался из угла зала, где ужинали офицеры легкой кавалерии в обществе трех красоток, и стол этот был самым веселым из всех.
Видя, что молодой человек поднимается из-за стола, д'Эффиа остановил его:
— Куда это ты собрался?
— Хочу узнать, чем их так рассмешило мое имя. Я только что услышал, как кто-то произнес его, а следом послышался хохот. Я такого не потерплю.
— Я пойду с тобой. И говорить буду тоже я.
— С чего вдруг?
— Я старше, и у меня больше опыта.
И больше значимости — об этом из деликатности маркиз д'Эффиа умолчал. Младший брат красавца Сен-Мара, фаворита Людовика XIII, обезглавленного за измену, д'Эффиа не обладал его ангельской красотой. Его внешность была более мужественна, а грубоватое недоброе лицо сразу отбивало желание с ним связываться. Неслучайно он встал во главе заговора, который довел до гибели первую жену герцога Орлеанского. Он знал, какое производит впечатление на окружающих, и рассчитывал, что в один миг усмирит расходившихся горлопанов.
— Господа, — обратился он к веселившимся офицерам, — вы только что произнесли имя одного из моих друзей, и оно вас весьма позабавило. Я хотел бы получить разъяснения.
Один из офицеров поднялся, глаза его злобно вспыхнули.
— Не понимаю: разве это каким-то образом касается вас?
— Я же сказал: речь идет о моем друге, и я хочу знать, чем он вас так позабавил.
— Как и все рогоносцы, он позабавил нас рогами. Правда, он сам в этом виноват. За него выдали самую красивую девушку при дворе, а он к ней не прикоснулся... С другой стороны, попробуй прикоснись к заповедной территории...
Д'Эффиа мощной рукой удержал позади себя Адемара, готового вцепиться в глотку бесстыжему наглецу.
— Заповедной? И чьей же?
— Господина де Лувуа, черт побери! Вы мне кажетесь знатным господином, месье, и, думаю, тоже знаете, что после смерти королевы красавица Шарлотта исчезла и появилась только через несколько месяцев при весьма драматических обстоятельствах, позволивших замаскировать правду. Она побывала в тюрьме, откуда добрый господин министр увез ее и поселил в охотничьем домике, желая поправить ее здоровье. Я знаю из самого достоверного источника, каким образом он его поправлял...
— Вы уверены, что так хорошо осведомлены?
— Из первых рук, поверьте, месье. Случилось так, что я взял на службу человека, который охранял это сокровище, а мадам де Лувуа в одну прекрасную ночь выгнала за порог и сторожа, и любовницу своего мужа. Но могу вам сказать точно: славный министр прекрасно проводил с ней время! Уезжая, он и одеваться ей не позволял, уж больно хорошо она сложена...
— Лжец! Грязный лжец! Я вобью твою грязную ложь тебе в глотку!
Оттолкнув д'Эффиа, Адемар прыгнул на офицера и с неожиданной для него силой повалил на землю, уселся на него верхом и принялся душить, осыпая проклятиями... Понадобился не один человек, чтобы оторвать де Сен-Форжа от обидчика и удержать его, пока поднимали офицера. Все вокруг вскочили со своих мест, к друзьям поспешил шевалье де Лоррен. Через минуту на ногах уже были все посетители: кричали, интересовались тем, что здесь произошло. Бедняга Куафье вертелся флюгером во все стороны, пытаясь навести хоть какой-то порядок.
— Сумасшедший он, что ли? — проговорил офицер. — Надо бы его связать.
— Сначала я проткну тебя шпагой, — прорычал Адемар. — Ты вывалял в грязи мою жену! Я граф де Сен-Форжа, и я убью тебя!
Видя, что графа крепко держат братья Ла Жумельер, офицер глумливо заявил:
— Правда всегда глаза колет, многоуважаемый. Пусть вам это не по нраву, но от правды никуда не денешься.
— Вы мне заплатите за дерзость! Назовите свое имя!
— Бертран
