и благословенные судьбой Отечества — Соединенные Штаты Америки, Канаду, Австралию и Новую Зеландию.
Секрет благополучия всех этих стран, на наш взгляд, коренится в уникальной культуре достоинства, свободы и прав человека, которую породила и передала в достояние всей западной цивилизации Англия. Не все эмигранты и не из всякой страны могут похвастаться столь бесценным багажом, вывозимым с собой наряду с тем жалким скарбом, который позволили им вывезти правительства стран исхода. Наиболее позорными и низкими были правила отъезда из СССР, запрещавшие, как известно, забирать с собой заслуженные кровью и потом боевые и трудовые ордена и медали, трудовые книжки и пенсионные удостоверения, денежные сбережения более чем 150 долларов США на душу отъезжающего и т. д.
О некоторых особенностях эмиграции из СССР поведала в своих мемуарах премьер-министр Израиля Голда Меир: «Как теперь известно уже многим, храбрые советские евреи, отважившиеся подать заявление на выезд в Израиль, как правило, ждут разрешения годами. И когда его, наконец, дают, то никакого предварительного извещения не бывает. Приходит повестка, что получатель должен выехать из СССР в течение недели или, самое большое, десяти дней. Были, разумеется, и исключения: некоторым евреям говорилось, что если они хотят уехать, то они должны сделать это в течение нескольких часов. Но обычно будущим эмигрантам дается несколько дней на сборы и они должны за это время уложить, провести через таможенный досмотр и отправить то, что им разрешается увезти в Израиль; купить билеты; отказаться от советского гражданства… И еще пройти через кучу формальностей да еще найти время, чтобы попрощаться с людьми, с которыми уже, вероятно, не придется встретиться никогда в жизни. Обычные эмигранты из других стран уезжают не так; это бесчеловечно и непорядочно — но только так, лишь как высылаемые преступники, могут советские евреи покинуть Советский Союз». Представляется, что слова «бесчеловечно и непорядочно», как никакие другие, точно характеризуют всю политику СССР к человеку. Соответственно, этот же принцип стал главенствующим и во взаимоотношениях между людьми в быту, на работе, в общественной жизни советской державы.
Очень характерный пример безпредельного господства такового принципа, который по сути стал универсальным в общественной и государственной жизни СССР, привёл в упомянутой книге В.А. Коротич. В частности, он поведал: «В чем только меня не обвиняли! В дворянском происхождении и тайном еврействе, даже в принадлежности к какой-то масонской ложе. Самое главное, что расплачиваться приходилось за глупости нелюбезных мне отцов российского Октябрьского переворота, введших в начале тридцатых годов паспорта с пресловутой пятой графой. Принцип, по которому за нами закреплялась национальность, был биологическим, расистским: по папе и маме. Разве что не измеряли черепов по гитлеровскому примеру, хоть самые экстремальные придурки вроде генерала Макашова или активистов «Памяти», судя по всему, готовы и к этому. Суперпатриотические российские издания увлеклись расшифровкой псевдонимов и, если уж поминали большевика Троцкого, то сообщали, что на самом деле он Бронштейн, да еще и Лев Давидович, а лидер меньшевиков Мартов — и вовсе Цедербаум. Евреев заставляли быть таковыми, насильно сгоняли в негласные, но выгороженные гетто, только что шестиконечных звезд на куртки не пришивали. Стыдно и больно было глядеть, как из страны выталкиваются, уезжают люди русской, украинской, грузинской культуры, дети еврейских матерей, никогда не бывавшие в синагогах, не знавшие ни иврита, ни идиша. Вдогонку им улюлюкала мордатенькая шпана, люди, родившиеся от славянских родителей, но не сделавшие для своей биологической родины и сотой доли того, что совершили «выдавленные» ими из квартир, уходящие неизвестно куда хорошие люди. Штампователи пятой графы в паспортах, строители новых гетто продолжали атаки, начатые их предшественниками на сломе веков, когда народные гнев и тоску провокаторски разряжали в еврейских погромах».
Как ни парадоксально, но вынужденные покинуть родину советские евреи не испытывали взаимной этнической ненависти к своим бывшим соотечественникам. Так, в своей первой депеше в качестве первого (после распада СССР) российского посла в Израиле А.Е. Бовин сообщал в МИД России, что «несмотря на то, что антисемитизм в СССР долгое время был почти официальной политикой, несмотря на мытарства, унижения, оскорбление человеческого достоинства, которые испытал каждый еврей, желающий уехать из нашей страны, — несмотря на всё это в Израиле сохраняется… доброе, благожелательное отношение к России и к русским».
Однако, как уже не раз упоминалось выше, в СССР грубейшим образом попирались достоинство, свобода и права человека далеко не только евреев. Просто они оказались традиционно наиболее уязвимой частью полиэтнического населения империи. Вместе с тем, как уже не раз отмечалось в этой книге, значение свободы в том или ином обществе определяется не столько тем в какой степени она попирается власть предержащими, сколько тем, насколько за неё готов сражаться народ. Подлинное отношение к свободе со стороны разно племенного населения советской империи весьма образно описал А.И. Солженицын: «Нет, силён бес! Отчизна советская такова: чтоб на сажень толкнуть её глубже в тиранию, — довольно только брови нахмурить, только кашлянуть. Чтоб на вершок перетянуть её к свободе, — надо впрячь сто волов и каждого своим батогом донимать: «Понимай, куда тянешь! Понимай, куда тянешь!»». Население с таким отношением к свободе по определению не способно создать государство, которое могло бы обеспечить права своих граждан. В свою очередь граждане в роковую минуту для подобного государства оставляют его на произвол судьбы. Именно этими обстоятельствами, на мой взгляд, объясняется крах Российской империи в 1917 г. и распад СССР в 1991 г. Подобные державы не воспринимается в качестве своего Отечества. Как же тут не согласиться с французским философом Полем Гольбахом (1723–1789), который некогда вполне справедливо заметил, что там «где нет свободы, там нет Отечества». В этом случае люди пытаются выстроить или найти новое.
Особенности страны исхода, как правило, предопределяли и дальнейшую судьбу эмигрантов: бедные, но сохранившие чувство собственного достоинства и традиции свободы выходцы из Англии, Ирландии, Германии, Франции в жесточайшей конкурентной борьбе добивались доминирующих позиций в бизнесе, политике, юриспруденции; бедные, но при этом униженные и оскорблённые выходцы из царской России, СССР — максимум в сфере искусства, науки или бытового обслуживания. Например, в отношении украинцев на это обстоятельство обратил внимание второй Президент Украины, заметивший, что «за границей украинцы по сравнению с местными живут в целом хуже. Это бросается в глаза в США, в Канаде. Максимум, которого достигает там украинец, — это, за редкими исключениями (такими, как бывший генерал-губернатор Канады Рамон Гнатишин), — уровень среднего класса». Хронические унижения, оскорбления и страх, которые преследовали людей в стране исхода, выталкивали их за пределы родины с такими душевными ранами, которые приходилось зализывать на протяжении всей последующей жизни. Сражение с этими нравственными и психологическими травмами не позволяло на равных участвовать в конкурентной борьбе за место под солнцем чужбины.
Путь к свободе — в политической борьбе, жизнь свободы — в институтах конституционного права. Подобная диалектика свободы позволяет говорить о её несомненной двойственной природе, в которой, наряду с вышеупомянутой политической доминантой, со всей очевидностью прослеживается и столь необходимая ей правовая основа. Правовая основа свободы обеспечивается институтом основных прав человека.
В понятийной связке — свобода и права человека — исходной и базовой, с исторической точки зрения, выступает категория «свободы», появившаяся, по утверждению некоторых правоведов, ещё в Древнем Шумере, царь которого в далеком XXIV веке до н. э. подарил «свободу» своим подданным. Каждый народ на разных этапах своей истории по-разному переживал и толковал своё восприятие свободы. Так, в России в силу её специфической истории утвердилось восприятие свободы в качестве права беспрепятственно покинуть своё место преимущественного пребывания. Этот вывод в определённой степени нашёл своё подтверждение в трудах отечественных историков, которые
