Книга Ангел-наблюдатель - Ирина Буря

О, мне ли не знать этого самовлюбленного, безмозглого, слепого и глухого выскочку!

— Ничего, завтра он у меня передумает, — уверил я ее. — Подъеду к нему вечером. Только ты ему ничего не говори, — зная ее дружеское к нему расположение, на всякий случай предупредил я, — чтобы он оборону занять не успел.

— Да боюсь, что он ее уже занял, — тяжело вздохнула она, смущенно отводя глаза в сторону, и на этот раз я с удовольствием припомнил ее непревзойденное умение свежевать особо приглянувшихся ей ангелов. — Давай лучше пока повременим с этим. Ты же сам говорил, что если нужно сломить чье-то упрямство, то очень важен эффект неожиданности. А пока нам лучше своими делами заняться.

— Какими? — насторожился я.

— Мне кажется, что ко всей этой глупости Игорь тоже руку приложил, — объяснила она. — Это он скорее почувствовал что-то за всем нашим переглядыванием и недоговариванием. А потом уже Дарина, как девочка, всякие романтические кружева вокруг этого наплела. Ты бы внушил ему — осторожно, как ты умеешь — что все это полный бред, а там, глядишь, и ей это передастся. И все само собой утихнет.

Мне не очень понравилась мысль перекладывать вину за грязное воображение испорченной девчонки на плечи моего сына, но в одном Татьяна была совершенно права — он просто не мог не быть в курсе того, что варилось у той в голове. За наш с ним мысленный контакт я был совершенно спокоен — от меня к нему не могло прийти и тени сомнения в том, что его мать стоит выше каких бы то ни было подозрений. Но начав пристально наблюдать за ним, я вскоре убедился, что общение с Дариной продолжает оказывать на него свое неизменно пагубное влияние.

Именно из ее сознания — изначально, наследственно порочного и старательно поддерживаемого в извращенном взгляде на все и вся (сколько бы Татьяна ни рассказывала мне, как Марина твердо и решительно развеяла все Даринины выдумки) — методично и ежедневно сочился ему в мысли яд сомнения, от которого мне никак не удавалось оградить его. Именно в то время он начал наглухо замыкаться в себе, исподволь обрывая, одну за другой, эмоциональные связи с нами. Именно тогда он начал временами посматривать на нас с Татьяной, словно с какой-то недостижимой высоты. Именно тогда взгляд его начал становиться непроницаемым, а в мыслях появилась — в моем присутствии — некая замороженность.

Которую я принял за сосредоточенность. Вся моя летняя работа по его профориентации не прошла, казалось, даром, и все свободное время он проводил в Интернете, знакомясь с различными направлениями в психологии и методично и скрупулезно углубляясь в каждое из них. И, хотя чертов Интернет нагло вытеснил столетиями проверенную практику передачи знаний из уст лучших представителей старшего поколения прямо в уши младшего, я ничуть не возражал — по собственному опыту зная, насколько важную роль играет способность к самообразованию в процессе формирования настоящего специалиста.

Дарина — в твердом намерении всю жизнь делить с Игорем плоды его трудов — тоже вдруг кинулась в смежное, как не преминул мне заметить Тоша, направление, но я только посмеивался. Генетика с психологией только для непосвященного профана, вроде моего сдвинутого на технике коллеги, к одной науке биологии принадлежат. Да, они из нее произрастают, но под таким углом, что заложи их Игорь с Дариной в основу своего будущего, я мог не сомневаться, что уже и в студенческой жизни они друг друга и в бинокль разглядеть не смогут.

Спустя некоторое время я почувствовал, что Игорь пробует применить освоенные теоретически методики на практике. Взяв в подопытные кролики своего наблюдателя. Что я, спрашивается, мог с этим поделать? Мне, по-моему, было строжайше запрещено даже сам факт существования последнего признавать — и вслух, и мысленно. И прямо скажу: всей этой недопустимой, на что до сих пор упирают наблюдатели, ситуации можно было легко избежать при соблюдении трех простых условий.

Во-первых, если бы я мог мягко и ненавязчиво руководить усилиями Игоря по установлению добрососедских связей с его наблюдателем. Во-вторых, если бы Дарина не настроила того против какого бы то ни было контакта, ломясь стенобитной бабой в тончайшую сферу — лишь бы первой. В-третьих, если бы у наблюдателей более вдумчиво — с учетом особенностей характера подопечного, как у нас — подходили к подбору сотрудника, направляемого на землю.

О попытках Игоря наладить отношения с тем крючкотвором, который свалился нам на голову, я только догадывался — по отдельным вспышкам раздражения, которые время от времени прорывались через ту сдержанность, которой стали отличаться даже мысли моего сына. Неприязнь, неизменно волнами исходящая от наблюдателя, также ничуть не ослабевала, но он стал все реже появляться в моем присутствии — пользовался, гад, тем, что Игорь дома почти все время проводил у себя в комнате, перед компьютером. И вскоре тот вернулся, как я понял, к прежней тактике полного игнорирования ненавистного присутствия. Хотя признаю, что в ней тогда уже появился элемент молчаливого сопротивления и вызова — бывали моменты, когда, заходя к Игорю в комнату, я просто физически ощущал вибрирующее, звенящее, как натянутая струна, напряжение между ними.

Неудача с наблюдателем чуть не подорвала веру Игоря в себя. Забирая его после школы и вечером домой, я ничего особо тревожного в его сознании не замечал — видно, он отвлекался в кругу сверстников — но по утрам в голове у него то и дело мелькали обрывки отнюдь не лестных для себя мыслей. И опять там зашевелились Даринины инсинуации. Ему вдруг стало казаться, что все дело в нем — что есть в нем что-то такое, что отталкивает от него одноклассников, настораживает отдельных взрослых и даже его собственных родителей, вынужденных оставаться вместе только ради него, заставляет постоянно контролировать его поступки и даже мысли.

О прямом воздействии на него даже речи быть не могло — начитавшись профессиональной литературы, он вполне уже мог распознать его. Просовещавшись весь вечер, мы с Татьяной начали все чаще — но осторожно и постепенно, чтобы не насторожить его — расспрашивать Игоря обо всех подробностях его школьной и особенно внешкольной жизни, интересоваться его мнением о любых аспектах наших общих дел, звать