Сегодня юную ГотлиндБерёт в супруги Ламмерслинт,Сегодня юный ЛаммерслинтСупругом станет для Готлинд.Вот перед парою влюблённойВстал сединами убелённыйСтарик – его привыкли чтить,Он мастер речи говорить.Сперва спросил он: «Ламмерслинт,Берешь ли в жены ты Готлинд?Тебе желанен этот брак?»Жених ответил: «Это так!»‹…›Затем старик спросил Готлинд:«Ты хочешь, чтобы ЛаммерслинтТвоим супругом был всегда?»Невеста отвечала: «Да!»[58][59].
И все же не следует считать брак в Средние века исключительно юридической и финансовой сделкой. Взаимные чувства также могли иметь большое значение. Деревенская молодежь до вступления в брак развлекалась в лесах, полях и в скирдах сена. Многие любовники даже не задумывались о браке, пока о себе не заявляла со всей убедительностью способность женщин к воспроизведению рода. Рождение ребенка в первые месяцы после заключения брака не считалось чем-то постыдным, и, кажется, даже роды вне брака, по крайней мере в Англии, не были строго порицаемы.
Для представителей верхушки социальной пирамиды, нобилитета, брак являлся главным образом имущественной сделкой. Это был способ заключения сильных союзов и перераспределения наследства. За то, чтобы найти наилучшую партию для своего ребенка и по меньшей мере обеспечить своим внукам равный социальный статус, были ответственны отцы семейств. Девственность была в цене, и родители пристально следили, чтобы дочери не лишились ее до брака, который заключался в раннем возрасте.
Сыновьям же позволялось все, на что способна юность: знакомства с девушками низшего социального положения, сожительницы и проститутки. В майорате титул и владения переходили к старшему сыну, а младшие зачастую ничего не могли предложить будущей невесте и не имели возможности жениться. Эта ситуация повлекла за собой дисбаланс между количеством неженатых мужчин и женщин на выданье. Поскольку подразумевалось, что брак дочери должен был заключаться исходя из экономической и социальной выгоды для семьи невесты и ее самой, только самая дерзкая бунтарка могла бы противиться пожеланию своего отца или опекуна. Грубо говоря, чем больше было богатство и чем выше статус семьи, тем менее значимым было мнение невесты при выборе супруга.
Дочери из купеческого класса, вероятно, имели наибольшую свободу в выборе жениха, поскольку они помогали своим отцам вести дела. Купцы, художники, пивовары, врачи, трактирщики зачастую полагались на помощь своих дочерей, а также сыновей и жен; как правило, дочерей выдавали за партнеров по бизнесу, и те продолжали работать и после замужества. Ростом городов в период с XII по XV век обусловлено то, что один ученый назвал «окном свободы» для европейских женщин[60]. Дочерям бюргеров из Парижа, Страсбурга, Марселя, Базеля, Венеции, Лондона, немецких Любека, Франкфурта-на-Майне, Кельна, Нюрнберга, Лейпцига и других европейских городов было легче, чем крестьянкам или дворянкам, знакомиться с мужчинами разных профессий и заводить тайные романы, хотя брак, как правило, все равно оставался решением главы семьи.
Как только семьи молодоженов договаривались о деньгах, помолвка вступала в силу. В раннее Средневековье такая сделка накладывала столь же строгие обязательства, что и сам брак. Так, в XII веке в деревне Маркейт состоятельная англосаксонская семья принудила свою дочь Кристину к помолвке, а когда та отложила свадьбу на несколько лет, родители испугались, что над ними «будут смеяться соседи и о них станут судачить повсюду». Священник, которого вызвали, чтобы он убедил Кристину выйти замуж, говорил о помолвке так, как будто она равна браку: «Нам известно, что ты была помолвлена по церковному обычаю. Нам известно, что брак, совершенный согласно божественному закону, не может быть отменен, ибо что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Наконец, дело дошло до епископа, и тот принял решение в ее пользу. Кристине из Маркейта было позволено выполнить детский обет и остаться девственной, чтобы вести жизнь духовную: «хранить себя для Бога и служить не мужчине, а Ему»[61].
Несмотря на то что в религиозном законодательстве уже содержалось предписание проводить свадебный обряд в церкви, у верующих это еще не вошло в привычку, и они продолжали действовать по старинке. У германских крестьян обряд по-прежнему проводился под покровительством главы семьи, а в странах, перешедших в католичество, таких как Италия и Франция, даже представители высших классов сочетались браком вне церкви. Столкнувшись с упорным сопротивлением, папа Александр III (1159–1181) был вынужден оставить попытки принудить христиан жениться в церкви. Во Франции, например, в ходу был брачный обряд, отсылавший к древнему обычаю сопровождать молодоженов до брачного ложа.
В 1194 году Арну, старший сын графа де Гина, женился дома. До нас дошла запись одного из священников, проводивших обряд: «когда муж и жена возлегли вместе на ложе, граф пригласил нас, меня, двух моих сыновей и прочих священнослужителей» в комнату. Обратите внимание, что сам священник был женат и имел двоих сыновей, наследовавших его профессию. Граф распорядился, чтобы новобрачных окропили святой водой, кровать окурили ладаном, а пару благословили и вверили Богу. Затем сам граф воззвал к Божьей милости, прося для пары «божественной любви, неугасающей гармонии и преумножающегося потомства». Эта церемония происходит в спальне новобрачных, обрядом распоряжается их отец, полноправный участник ритуала наравне со священнослужителем[62]. Невеста – единственная женщина, присутствовавшая на церемонии, в окружении шести мужчин – должно быть, испытывала страх, лежа в чужой постели, вдали от обычного своего женского окружения. Она безусловно должна была прочувствовать всю торжественность момента и особенно ощутить важность своей задачи – подарить новой семье наследника.
