Существует ли какой-то разговор, которого вы избегаете из чувства стыда? Что вам хотелось бы сказать? Когда этот разговор состоится?
Вот какой важный урок я выучила: то, что мы прячем в глубине себя, всегда будет преследовать нас, обременять, сжигать изнутри, мешать двигаться вперед. Выход – найти смелость сделать паузу, проявить любопытство и признаться в случившемся – прежде всего себе. А затем, поскольку стыд – понятие социальное, поделиться мыслями с тем, кто этого заслуживает, испытать в процессе сочувствие и поддержку – и стыд испарится.
«Я плохой» превратится в «я допустил ошибку».
«Я неудачник» – в «это мне не удалось».
«Я ужасный руководитель» – в «я учел свои ошибки и снова в строю».
«Из-за этого поражения я недостоин любви и привязанности» превратится в «что бы ни случилось, я всегда чего-то стою».
Переставая расценивать происходящее с нами как отражение своей недостаточности и ничтожности, мы видим в этом опыте знак того, что мы нашли в себе смелость действовать и предприняли все от нас зависящее. А теперь, как и всегда, предстоит сделать это снова.
«Можно ли меня любить?» Знакомьтесь: чувство, что ты недостоин любви
Живо помню тот момент, когда мужчина, в которого я была по-настоящему глубоко влюблена – назовем его Джорданом, – впервые признался в своих чувствах.
Стоило прозвучать словам «я люблю тебя», как мое сердце взорвалось радостью и восторгом, которые иначе как экстазом не назовешь. Человек, который вызывал чувство из разряда я-по-уши-в-тебя-влюблена-и-готова-идти-за-тобой-на-край-света, объявил наконец, что это взаимно. Однако дальше последовали семь слов, к которым я не была готова: «Но я не смогу сказать это снова».
Я ощутила себя настолько озадаченной, сбитой с толку тем, что признание в любви повлекло за собой признание в неспособности выразить эти чувства снова, что фейерверк от слов «я люблю тебя» тут же растаял. Для меня звучало только: «Я не смогу сказать это снова», что в моем понимании означало: «На самом деле я не люблю тебя».
Не знаю, почему он сказал, что не сможет вновь признаться в любви. Я так и не спросила. Слишком боялась услышать, будто со мной что-то не так. Меня пугало, что попытки выудить детали заставят его отвернуться, закрыться, оттолкнуть меня. Принимая случившееся на свой счет и отыскивая причину в себе, я упустила возможность предложить: «Давай подробнее…»
Сейчас я полагаю, что его неспособность говорить о любви не имела отношения ко мне, но была связана с тем, что слово «любовь» ассоциировалось для него с болезненными воспоминаниями, большими ожиданиями и обещаниями, которые легко могут оказаться нарушенными. Но я не знала этого тогда. Слова «я не смогу сказать это снова» стучали в голове подобно метроному, заставляя прислушиваться к ударам барабанов Джордана и оставаться глухой к ритму собственного сердца.
В общем, я заглушила свои эмоции. Вела себя так, словно мне было все равно. Невозмутимо переживала перипетии наших отношений, делая вид, будто все в полном порядке, а я хладнокровно и трезво принимаю то, что он не может признаваться мне в любви. Но все было не так. Я сходила с ума, была в отчаянии и уже не понимала, что чувствую. Поскольку я жила на его условиях и позволила ему диктовать, как мне отдавать и принимать любовь, перестала соображать, кто я и чего хочу.
Я рассказала эту историю, потому что множество людей спрашивают, как вести себя в отношениях/жизни/карьере/призвании, но под маской этого вопроса кроется тема гораздо серьезнее:
Достоин ли я любви? Поможет ли мне определенное поведение почувствовать себя любимым и полноценным?
Дальше люди в деталях приводят примеры того, как порой сходят с ума, испытывают отчаяние и уже не понимают, что чувствуют и чего хотят. Они спрашивают, почему все так происходит, и просят посоветовать, как быть дальше. Прежде чем обсуждать, куда двигаться, давайте поговорим, как мы оказались в нынешнем положении.
Когда условия вашей жизни создает кто-то другой, а вы подчиняетесь всему и вся, что происходит, и уж тем более притворяетесь, что все хорошо, хотя все плохо, – это верный путь к потере себя. Надежный способ забыть, кому вы в действительности принадлежите: себе.
Я на горьком опыте научилась принадлежать себе и ставить собственные условия. В течение девяти месяцев я исполняла всякую прихоть Джордана и улыбалась каждый раз, когда он делал то, от чего хотелось выть. Наконец он позвал меня в парк, где мы сели друг напротив друга за бетонным столиком. Глядя холодными, как камень, глазами, он сказал: «Я хочу быть один», и я лишилась рассудка. Конечно, я догадывалась, что все к тому идет, – знала, что это так, – но не знала, как справиться с тем, что последует дальше.
Все эмоции, которые я себе запрещала, хлынули рекой. По лицу бежали потоки слез – и трудно сказать, длилось это несколько минут или часов. Величина, глубина и ширина подавленной боли вскрылись одномоментно, размыв окружающий мир. «Я хочу быть один» превратилось в «ты недостойна любви», а «все кончено» – в «с тобой что-то не так».
Причина, по которой я была столь хрупкой и уязвимой в тот момент, а мой разум так исказил его слова, была проста: я не принадлежала себе. Только ему. А поскольку все было именно так, я попыталась притупить потерю принадлежности текилой, вином, чьими-то ухаживаниями и карьерными успехами. Каждый мужчина, которого я встречала, и любая новая возможность на работе становились игрой. Для меня это был способ доказать, что я не лишена сопричастности и, несомненно, достойна любви. Проблема, конечно, была куда проще: все это я выдумала. На самом деле никакой игры не существовало.
