Затем начинается целый ряд «почти искуплений», которые он всегда пропускает. В конюшне он видит статую богини Эпоны. Эта кельтская богиня, покровительница лошадей, была введена рабами по всей Римской империи, и так как за лошадями, как правило, присматривали рабы, такую маленькую статую можно было найти в большинстве конюшен. Вокруг статуи Эпоны обвит венок из роз, и Луций тянется за ним, но раб видит это и бьет его, помешав ему получить здесь быстрое искупление. Этот маленький инцидент несет в себе гораздо более глубокий смысл, так как в поздней античной синкретической религии Эпону отождествляли с Исидой. Так Луций почти достигает богини, которая могла бы искупить его. Римляне и греки совсем по-иному относились к религии, нежели иудео-христиане. Это отношение было основано на инстинктивном понимании того, что в большинстве религий были одни и те же архетипические модели. Как описано выше, они просто, например, создавали храм в завоеванной стране, в которой молились богине-матери, говоря: «О, Гера, Юнона, Эпона, Исида, или кто ты есть». Исторически мы называем это синкретической религией. Благодаря этому, естественно, римляне избавились от многих политических проблем, по крайней мере, завоеванные страны никогда не восставали против Римской империи по религиозным мотивам. Естественно, как указывали ранние апологеты, это был мягкий способ мышления, когда вещи принимались не слишком серьезно, избегая всех различных нюансов, которыми обладал конкретный образ божества. Историк Арнольд Тойнби, которого явно привлекала юнгианская психология и который много читал Юнга, думал, что некоторые из наших политических и расовых проблем могут быть решены, если бы мы могли установить своего рода синкретическую религию между Западом и Востоком. Он даже опубликовал своего рода молитву, начинающуюся: «О Христос, который есть и Будда, о Будда, ты…» и так далее. Его идея состояла в том, чтобы установить снова веру в то, что есть великий духовный бог-спаситель, как бы его ни называли. Естественно, это слишком интеллектуально. Поскольку Будда, выросший из цивилизации Востока, предполагает определенное эмоциональное отношение и иные ассоциации, которые нельзя просто пропустить, говоря: «О, это более или менее то же самое, что и наш Христос. Давайте просто сделаем из всего этого хороший винегрет». Но в то время римляне делали это вполне успешно, как можно видеть это здесь с богиней Эпоной.
Здесь уже могло бы прийти излечение, если бы Луций может достать розы богини-матери, но его отгоняет раб, совершенно недифференцированный примитивный человек.
В этот решающий момент в конюшню врываются грабители. Они напали на дом Мило, жильцы которого бежали или были убиты, и украли все. Вероятно, распространился слух, что Мило богат. Итак, пришли разбойники, забрали все, что могли найти, и нагрузили на животных то, что украли. Из-за этих событий Луцию не удается съесть розы. Он пытается выкрикнуть имя римского императора, но может издать только крик животного и получает побои. Позже его заставляют пройти мимо розового куста, который он не осмелился есть, потому что если бы он превратится в человека, грабители сразу убили бы его. Потому он вынужден тащить свою поклажу дальше. После второй неудачи в его искуплении следует длинный рассказ о том, как Луций, будучи ослом, страдает от рук грабителей и должен ждать, когда он опять превратится в человека.
Воры крадут у Луция человеческий контакт, и если посмотреть на это, как на внутренний психологический сон, это будет означать, что они делают для него невозможным снова стать человеком. Разбойники — это типичная тень связанного с матерью мужчины. Как Юнг указывает в Mysterium Coniunctionis, нам нужно всегда отдавать себе отчет в том, что мужской и женский пол различны, благодаря чему и происходит их «алхимическое» влечение друг к другу. Вот почему coniunctio, объединение этих двух противоположностей — это символ объединения максимально возможных противоположностей. Таким образом, если женщина может доминировать над своим сыном, она в целом выступает против любых признаков изначальной мужественности, его качеств разбойника, так сказать, так как она понимает, что они уведут его прочь от нее и станут основой для его независимой мужской личности.
Она дает ему «достойное воспитание», так что он не может входить в грязной обуви в гостиную, не плюется и не ругается, или не ест за столом, как свинья, и так далее. Каждая мать чувствует себя вправе учить своего сына таким вещам, потому что иначе он не адаптируется в обществе. Естественно, она совершенно права, однако есть два способа добиться этого. Одним из способов является сочувствие, как делает истинная мать, думая про себя, что, слава Богу, он настоящий парень, и затем здраво пытаясь обрезать дикие побеги. Другие матери, однако, инстинктивно ненавидят этот аспект сына, почуяв зарождение его независимой личности, и они борются с ним. Теоретически это означает, что хорошее воспитание требует, что нужно чистить ногти перед едой, но как подоплека, так называемое хорошее воспитание имеет целью кастрировать её сына, избегая любой предприимчивой мужественности.
Изначальная мужественность мужчины с комплексом матери, как правило, повреждена, из-за того, что анимус матери врезался в нее, так что она становится автономной тенью и создает то, что можно было бы описать как невероятно бесчеловечная жестокость и брутальность слабака. Молодой человек с таким материнским комплексом становится слабаком, и поскольку он на самом деле не мужествен, он бесчеловечно жесток, холодно жесток в бессознательном. Он никогда не осмелится стоять, как мужчина, за то, чего он хочет, и является немного конформистским, или невыразительным, маменькиным сынком. А потом время от времени, проявляется это теневое качество.
Мотив грабителя встречается в женских снах столько же, сколько в мужских, и с крупицей соли, я бы сказала, что это одно и то же. Полностью проявленная женская личность может также испытывать такие приступы внезапной жестокости, направленные или против её партнеров-мужчин, или против себя. Это означает, что женщина попадает в настроение анимуса, где она уничтожает себя: я никто и ничто, все неправильно, и так далее — самоуничтожение через негативное мнение и отрицательные суждения.
Это совсем незаметно. Вы не видите это извне, за исключением того, что такая женщина может выглядеть бледной и скованной, и быть немного не здесь, но разбойники ворвались в дом её внутреннего и уничтожили все человеческое и живое внутри жестокими суждениями о самых общих коллективных ценностях. Вспомните, например, о вязальщицах в Париже, который сидели и вязали и с удовольствием смотрели, как аристократов казнили на гильотине. Сидеть и вязать, и наслаждаться казнью! Вот он, разбойник!
Женщины, которые становятся озверевшими и начинают демонстрировать этого грабителя или анимуса-убийцу, это такое женщины, как Анна Паулькер, или г-жа Бенджамин, красная Хильде. Таким образом, грабитель представляет во всех случаях изначальную мужскую жестокость, которая также может быть положительной. Он нонконформист, что может быть очень хорошо. Это подразумевает, что он не связан с условностями и традициями, которые говорят, что ты не должен делать то или это. Он знает, чего он хочет, и идет на это, и это позитивная мужественность. Он обладает инициативностью и предприимчив. Он не просто сидит и надеется, что пища попадет в рот, как всегда делает маменькин сынок. Если маменькин сынок не получает того, чего он хочет, он начинает плакать, и человечество, или государство, или кто-то другой, должны бежать на помощь. Грабитель ему противоположен. Он говорит: «Я хочу этого, и я буду обладать этим». Все это, если оно интегрировано и контролируется, и связано с сознательной личностью, это мужественность в своих лучших проявлениях. Это значит иметь цель, знать, чего человек хочет и добиваться этого, а не просто сидеть и надеяться, что родитель принесет это на блюдечке с голубой каемочкой. Все это может быть очень положительным. Все зависит от меры, и от того, насколько оно интегрировано. Это не грабитель, но его автономия, то, что появляется и исчезает во внезапных несвязных действиях, что неправильно.
