Перетянув на свою сторону командующих расквартированными в непосредственной близости от столицы войсками и прекрасно зная, как сильно ненавидят в Констинтинополе исавров, Верина сделала следующий шаг. Но этим шагом вовсе не было вступление с Зеноном в открытую борьбу. Императрица поступила куда более предусмотрительно — избежала кровопролития и одновременно оставила себе путь к отступлению в том случае, если, несмотря ни на что, дело приняло бы неблагоприятный оборот для нее самой и для других заговорщиков. Верина сама тайно сообщила Зенону, что против него существует заговор среди высшего командования и что ему грозит смертельная опасность, поскольку у него под рукой нет ни преданных командиров, ни верных ему крупных военных частей, а в случае осады он не мог бы рассчитывать не только на поддержку, но даже на нейтралитет жителей столицы.
Император тут же осознал всю серьезность ситуации. Он понял, что в пределах стен города, население которого непременно поддержало бы нападающих, ни о какой обороне не может быть и речи. К тому же было очень сомнительно, что ему пришла бы помощь и из более отдаленных провинций.
Зенон решил спасаться бегством. 9 января 475 года он забрал ценные вещи и второпях покинул Константинополь вместе со своими приближенными. Он отправился в родную Исаврию, не отказавшись, однако, от императорского титула.
Он покидал столицу тайно и в такой спешке, что не успел предупредить об опасности всех поселившихся здесь исавров, и те тут же были зверски растерзаны, пав жертвой пышущей ненавистью черни.
Так благодаря интригам Верины император был удачен из города без военных действий — все мечи остались в ножнах. Но ее триумф был иллюзорным и недолговечным — вскоре она сама стала жертвой предательства родного брата Василиска.
Василиск пришел к выводу, что совершенно незачем облачать в пурпур Патрикия, раз и сам он вполне его достоин. Сенат, разумеется, покорился его воле.
Василиск был коронован еще до наступления следующего года. Вскоре после коронации он пожаловал титул августы своей супруге Зенониде, а малолетнего сына Марка сначала назначил кесарем, а затем и августом.
Нет ничего удивительного, что Верина, которой он в сущности был обязан абсолютно всем, возненавидела брата лютой ненавистью. Опасаясь ее козней и огромного влияния, которое она имела при дворе, Василиск тут же приказал умертвить Патрикия, который еще совсем недавно был первым претендентом на трон.
И весь план Верины не просто с треском рухнул, но и обратился против нее самой и ее возлюбленного. Разъяренная императрица изо всех сил старалась найти возможность отомстить. И она начала строить новые козни — на сей раз с целью вернуть на трон Зенона. Но планы Верины были раскрыты (а может, просто появилось подозрение, что она что-то затевает), и она наверняка рассталась бы с жизнью, если бы не заступничество ее племянника Армата.
Этот молодой человек больше всего на свете любил красиво одеваться и восхищать своими нарядами горожан. Он пытался уподобиться Ахиллу, но походил, скорее, на Париса. Его считали жестоким, высокомерным и трусливым. По двору ходили слухи, что он был любовником императрицы Зенониды и именно ей был обязан назначением на высокие должности в армии и консульством на 476 год.
Однако эта молниеносная карьера Армата вызвала ярость вождя готов Теодориха Страбона, который хотя и получил от нового императора подтверждение своих воинских должностей и титулов, ненавидел Армата по сугубо личным причинам и каждое повышение недруга воспринимал как личное оскорбление и обиду.
Сразу же после коронации Василиск отправил Илла и его брата Трокунда в Исаврию, чтобы они расправились там с Зеноном. Но им удалось лишь поймать Лонгина — брата свергнутого императора, а сам он надежно укрылся в недоступной горной крепости.
Тем временем Илл начал получать тревожные сведения из столицы. До него доходили даже письма высокопоставленных сановников с просьбами вместо того чтобы воевать с Зеноном, вступить с ним в переговоры и уговорить его вернуться на трон.
Дело в том, что настроения жителей Константинополя резко изменились. Теперь везде славили правление Зенона и его исавров, а Василиска проклинали. Основных причин такого поворота в умах горожан было две (не считая, разумеется, то и дело повторяющихся на протяжении всей истории человечества приступов эмоциональной безответственности и непредсказуемости черни) — финансовая и религиозная политика нового правителя.
Что касается политики финансовой (если в данном случае вообще правомерно употребление слова «политика»), то вся она сводилась лишь к неприкрытой обдираловке, которой занимались назначенные новым императором чиновники. Они стремились разбогатеть любой ценой и как можно быстрее — видимо, потому, что сами сильно сомневались в прочности нового правления, а значит и своего положения.
Если же говорить о политике религиозной, то Василиск и его жена поддерживали ересь монофизитов. Напомним, суть ее сводилась к тому, что Христос после воплощения обладал лишь одной природой — божественной. Ересь эта, хотя и осужденная Халкидонским Вселенским собором в 451 году, все еще имела подавляющее число сторонников среди христиан Египта и Сирии.
Тимофей и Петр, епископы-монофизиты Александрии и Антиохии, смогли теперь вернуться к своей пастве, на те престолы, с которых были смещены. Тимофей даже приехал в столицу и сумел добиться от императора, чтобы восточные епископства были выведены из подчинения патриарху Константинополя, которым в то время был Акакий. Тот тут же выразил протест против такого ущемления своих прав, облачившись в траурные одеяния и повелев выставить в храме Святой Софии черные хоругви.
Вскоре после этого Василиск сделал еще один — решающий — шаг, касавшийся ереси монофизитов. Он выпустил «Энциклику», отменявшую решения Халкидонского собора. Это вызвало беспорядки в столице, монахи схватились за оружие. Именно известие об этих событиях заставило Илла переметнуться на сторону Зенона, против которого он был послан воевать. И они оба, встав во главе объединенных армий, отправились маршем на столицу через всю Малую Азию.
Пораженный известием о таком повороте событий Василиск тут же разослал новую энциклику, которой отменял все распоряжения, сделанные в предыдущем письме, и возвращал постановления Халкидонского собора. Это, скорее, была настоящая анти-энциклика (именно так ее позднее и называли).
Но этот шаг императора уже не имел никакого значения. Религиозные страсти среди верующих, умело подогреваемые столичным духовенством, уже успели накалиться добела. Огромное впечатление произвел на всех и внезапный пожар, уничтоживший множество жилых домов и дворцов знати. Именно тогда сгорела прекрасная библиотека, основанная более сотни лет назад Юлианом Отступником, в которой насчитывалось не менее 120 000 книг. А во дворце Лавза (Lausos) жертвами огня пали бесценные произведения греческого искусства, собранные здесь из разных больших и малых городов, такие как статуи Афродиты Книдской, Афины из Линдоса, Геры с острова Самос. Кругом поговаривали, что этот пожар — очень дурное предзнаменование, не сулившее правителю ничего хорошего.
