Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Маша поежилась, вспоминая обугленные останки когда-то большого и светлого деревянного дома с просторной верандой, на которой летом вкусно пахло пенками от варенья. На дачу они выезжали почти на все лето, как только бабушка уходила в отпуск, чтобы не ездить туда-сюда.
Деревянные доски пола веранды заливало солнцем, они были теплые, отполированные ногами за столько лет. Тюлевые занавески колыхались на летнем ветру. Окна на веранде не закрывались даже в дождь, и Маша больше всего на свете любила забраться ногами в стоящее на веранде кресло-качалку и смотреть на косые потоки льющейся воды, жмуриться от ярких молний, разрезающих черное небо, и вздрагивать от раскатов грома.
Дом когда-то давно-давно построил дед. И его кабинет – отдельная комната с книгами от пола до потолка – так и стоял нетронутым. Бабушка только пыль там вытирала, да мыла окна и полы, а больше ничего не трогала, утверждая, что не хочет понапрасну ворошить память. Маша не понимала, что это значит. Для нее, родившейся через семь месяцев после смерти деда, он был абстракцией, лицом на портрете, поэтому она частенько забредала в кабинет, читала книжки, которые брала с полок, благоговейно разглядывала коллекцию оловянных солдатиков, хранившихся в специальной, оббитой сафьяном коробке, которых она расставляла на маленьком журнальном столике. С бабушкиного разрешения, конечно.
Тягостные события того лета начались с маминой истерики. Это Маша помнила отчетливо. Мама тогда как раз была замужем за Михалычем и, приехав на дачу, затеяла скандал по поводу того, что они вынуждены спать на веранде. В доме, кроме кухни и гостиной, в которой ночевала Маша, было всего две комнаты – бабушкина спальня и дедов кабинет. Освободить кабинет от старой, никому не нужной рухляди, сделать там ремонт и обустроить для нее спальню потребовала мама. Михалыч пытался ее образумить, но его голос уже тогда ничего не решал.
– Это такой же мой дом, что и твой! – кричала мама, для пущего эффекта припустив в голос слезу. – Пустая комната стоит уже двенадцать лет. Мама, для кого ты запираешь в ней фантомные тени? Для Машки или, может, для меня? Нет, ты же о нас вообще не думаешь. Давно уже пора отпустить прошлое. Папа был прекрасным человеком, но он умер. И если ты наконец это признаешь, то всем нам станет легче жить.
– А если мне не станет? – тихо спросила бабушка.
– Ох, мама, оставь эту мелодраму. – Тамара наморщила нос и повела округлым плечом. – Эта развалюха давно нуждается в хорошем ремонте, и Лешка вполне в состоянии его сделать, если ты позволишь.
Лешка, то есть Михалыч, действительно был на все руки мастер. Бабушка его уважала, ценила и страшно была рада, что ее беспутная дочь наконец-то вышла замуж за такого достойного человека. Она была готова на все, чтобы Михалыч не исчез из жизни ее дочери и внучки, которую он полюбил, как родную, а потому примерно в середине августа согласилась на то, что дому нужен ремонт.
Кабинет деда они с Михалычем и путающейся под ногами Машей разбирали несколько дней, выкидывая ненужное, увозя в город то, что представляло ценность. Не материальную, конечно. Например, в городскую квартиру была перевезена коробка с оловянными солдатиками. Бабушка хотела поселить ее в сервант, но Маша настояла на том, чтобы солдатики хранились у нее в комоде.
Потом она заболела ангиной. У нее была высокая температура, она лежала в гостиной, на своем диване, и периодически проваливалась в полуобморочный температурный сон, а бабушка и Михалыч шуршали чем-то в кабинете, переговаривались вполголоса, чтобы не будить Машу, а потом отчего-то стало очень тихо, и хлопнула входная дверь, и бабушка сбежала по ступенькам в сад, именно сбежала, хотя была она женщиной тучной и обычно даже не ходила, а плыла, неся себя. Какое уж тут бегать!
Сквозь сон Маша слышала быстрые шаги Михалыча, крепкие и надежные, как всегда, его голос, ласковый, уговаривающий. Ей снилось, что бабушка плачет, хотя наяву этого быть не могло, потому что бабушка не плакала никогда. Она удивилась во сне, но тут же уснула крепко-крепко и проснулась от того, что Михалыч поднял ее на руки и понес в машину, чтобы отвезти в город. В машине она тоже спала и во сне удивлялась, что бабушка не поехала с ними. Она появилась только поздно вечером, когда Михалыч уже сварил клюквенный морс, и выпоил его Маше из кружки со смешным узким носиком, специально предназначенной для того, чтобы пить лежа. И температура у нее упала, о чем она и сообщила бабушке, которая выглядела расстроенной. Она всегда переживала, когда Маша болела.
В общем, эту ночь из-за ее болезни они ночевали в городе, а наутро выяснилось, что это очень хорошо, потому что дача сгорела. Останься они там, могли бы и погибнуть. Дача сгорела со всей мебелью, книгами, которые не успели увезти в город, и вообще со всем, что там оставалось. Бабушка строить новый дом отказалась наотрез и вообще больше никогда на дачу не ездила. За прошедшие годы земля в этом районе подорожала в несколько раз, и еще при жизни бабушки мама продала участок за очень приличные деньги. Кто-то предложил выгодную сделку, бабушка сказала, что ей все равно, и без звука подписала необходимые документы. Денег они с Машей, правда, так и не увидели, потому что мама вложила их в бизнес своего четвертого мужа, который прогорел, поскольку муж ни к какому бизнесу предрасположен не был. В общем, была когда-то дача и не стало.
– Ау, Мэри, вы меня слышите? – Гордон Барнз помахал у нее перед лицом растопыренными пальцами. – Вы что, впали в летаргический сон?
– Что? Нет? Все в порядке. – Маша вынырнула из внезапных воспоминаний и даже вздохнула судорожно, как будто и правда сдерживала до этого дыхание, как под водой. – Простите, Гордон. О чем мы говорили?
– Вы хотели рассказать, как ваш дед ездил в Англию в командировку.
– Ах да. – Маша провела по лбу рукой, собираясь с мыслями. Конечно, мистер Барнз спрашивал из простой вежливости, но раз спрашивает, значит, надо отвечать. – В общем, их перед поездкой очень жестко проинструктировали, что они обязательно должны быть одеты в черные костюмы, белые рубашки, серые галстуки и черные лакированные туфли. Костюм у деда, конечно, был, рубашка тоже, а вот серый галстук пришлось одалживать по знакомым, а туфли срочно покупать. В советской делегации их было шесть инженеров, и все были одеты, как под копирку. И вот прилетели они в Лондон, выходят из самолета, их ждет встречающая сторона вместе с сотрудником посольства, и все англичане видят их и начинают хохотать. Наши смутились, а дед спрашивает: чего, мол, они смеются? Сотрудник посольства отвечает: «Да пока мы вас ждали, англичане со мной поспорили, что твои русские обязательно прилетят в черных костюмах и белых рубашках. Я им не поверил и в итоге бутылку коньяка проиграл. Интересно, какой идиот вас инструктировал?»
Гордон сдержанно улыбнулся.
– А еще о чем рассказывал ваш дед? – спросил он.
Маша задумалась. Рассказывать о том конфузе, который приключился с советской делегацией в первый же вечер, когда они вышли прогуляться по Лондону, или не стоит? С одной стороны, чего позорить свою страну в глазах иностранца. А с другой, когда это было… Можно сказать, при царе Горохе!
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
