Отец Писистрата был Иппократ. Когда последний отправился однажды в Олимпию для присутствия на играх, то во время принесения им жертвы случилось великое чудо. Котлы, наполненные мясом и водой и заключавшие в себе жертвенную трапезу, начали кипеть и уплывать, прежде чем был разложен огонь. Спартанец Хилон, один из семи мудрецов, случайно бывший поблизости, увидел в этом пророческое предзнаменование; он растолковал, что из дома Иппократа произойдет человек наводняющей, уничтожающей все границы силы, и советовал Иппократу, на случай если у него будет сын, отринуть его. Спустя некоторое время у Иппократа родился сын, но он его не отринул, а возложил на него все надежды дома. Он назвал его Писистратом, по имени благородного предка.
Писистрат не обманул ожиданий своего отца. Из него вышел прекрасный юноша, с самыми счастливыми задатками. Солон, его родственник, любил его и, наверно, повлиял на его образование. В более зрелых летах Писистрат нашел случай в трудной войне с Мегарой отличиться в предводительстве и снискать себе большую славу. При возобновлении раздоров между партиями Писистрат был уже человек с большим влиянием, который мог отважиться на борьбу за первенство с важнейшими лицами в государстве. Он принадлежал к низшему классу, к партии диакриев. В среде этого населения, состоявшего из мелких земледельцев гор восточного берега, накопилось больше всего неудовольствий; оно видело свои надежды обманутыми и после Солоновых учреждений, так как расчеты на разделение полей и уравнение поземельной собственности оказались тщетными. И теперь оно готово было стоять за самые решительные меры, и потому служило самой надежной опорой Писистрату для водворения желанной ему тирании.
Солон сказал, что Афины не имели бы человека с лучшими задатками к доблести и лучшего гражданина, чем Писистрат, если бы только могло быть вынуто из его души стремление стоять во главе республики. Но честолюбие было господствующей страстью души Писистрата, которой не могли укротить никакие представления благородного Солона и для удовлетворения которой Писистрат употребил все свои прекрасные способности. Он как бы родился вожаком народа. Подобно тому как, по свидетельству Гомера, из уст его предка, Нестора, лилась речь сладчайшего меда, точно так же и Писистрат обладал в высокой степени, как бы семейным наследством, даром пленительной речи. Чуждый надменной гордости, которую обыкновенно встречали в знатных людях, он дружественно и снисходительно обходился с народом, будучи всюду любезным и поспешным на помощь, бескорыстным другом нуждающихся и угнетенных.
Кроме того, в своих беседах с народом он принимал вид беспристрастного человека, который любит равенство и ненавидит гнет, распространялся о неуважении к правам народа, о его тяжелом положении, в котором ему дольше оставаться нельзя. Таким путем он подстрекал народ все к большему недовольству; последний возложил на него свои надежды и охотно подчинился его руководству.
Приготовив все для своих планов, Писистрат приступил к осуществлению их посредством хитрости. Однажды вожаки партий очень горячо поспорили между собой в народном собрании. Вскоре после этого раненый Писистрат примчался на окровавленной колеснице на наполненную народом площадь и рассказал окружившей его толпе, как он на пути к своему поместью был застигнут врагами и едва избежал смерти. Во время смятения к Писистрату подошел Солон и сказал: «Сын Иппократа, неудачно разыгрываешь ты роль Одиссея; тот истерзал себя для обмана своих врагов, ты же повторяешь это для обмана своих граждан». Народ не так понимал Писистрата, как Солон; опасность, грозящая предводителю, в котором он видел свое спасение, и низость противников наполнила его страхом и яростью. Крик и неистовство продолжались даже в народном собрании, которое тотчас же было собрано думой. В нем сенатор Аристон, действовавший заодно с Писистратом, выступил с предложением, чтобы последнему было позволено содержать для охранения своей жизни 50 телохранителей. Знать избегала собрание или не решалась голосовать; только один Солон безуспешно противодействовал; предложение было принято.
Таким образом, Писистрат совершил важный шаг вперед. Он не остановился на 50 телохранителях, а увеличил их до 300, даже до 400. С помощью этой толпы он неожиданно овладел акрополем и через это сделался владыкой города. Метакл со всем своим домом, равно как и Ликург, оставили, страну. Писистрат пользовался своим еще не совсем прочно обоснованным владычеством в самой скромной форме. Он оставил неприкосновенными устройство и законы Солона и довольствовался утверждением своего влияния в границах, определенных ими. Он заботился о том, чтобы архонты, сенаторы и прочие чиновники, избираемые народом, были большей частью из людей его партии. Народ был доволен его владычеством, потому что он был теперь обезопасен от притязаний знати и мог спокойно предаваться своим занятиям.
Вражда между соперничавшими партиями знати и среднего класса доставила Писистрату возможность захватить в свои руки верховную власть. Торжество ненавистного им человека соединило их, Мегакл и Ликург возвратились и прогнали Писистрата, который не в силах был противиться соединенной силе обоих. Его владычество продолжалось почти пять лет, 560555 годы. Имения его были конфискованы, подвергнуты распродаже и куплены Каллией, одним из богатейших людей Афин и ревностным противником Писистрата.
Ненависть к владычеству Писистрата вызвала со стороны Мегакла и Ликурга общность в действиях; но как скоро противник их пал и не казался более страшным, тотчас же их партии обратились одна против другой и заспорили об обладании верховной властью. Казалось, что эта борьба кончится падением умеренной партии парадиев. Поэтому Мегакл открыл тайные переговоры с Писистратом, пребывавшим еще в горах диакриев и ожидавшим там перемены в ходе дел. Мегакл обязывался содействовать возвращению Писистрата и утверждению его владычества, надеясь основать, таким образом, общее господство обоих домов, Алкмеонидов и Писистратидов. С этой целью он обещал отдать замуж за Писистрата свою только что подросшую дочь, с условием, что дети от этого брака наследуют впоследствии тиранию.
Возвращение Писистрата на владычество в город было устроено замечательным образом.
Для этого воспользовались праздником Афины, во время которого из окрестностей в город совершались процессии, предводимые девицей, представлявшей саму Афину. В доме Пеании, лежавшем на восточной стороне Иметта, была тогда женщина по имени Фия, прекрасного сложения и необыкновенного роста; Геродот определяет ее рост в четыре греческих локтя без трех дюймов; ее-то и нарядили Мегакл и Писистрат в полное вооружение, великолепно украсили наподобие Афины и заставили ехать в город на колеснице во главе торжественного шествия. Впереди шли герольды и кричали: «Примите благосклонно, афиняне, Писистрата, которого сама Афина почитает более всех людей и теперь возвращает в акрополь». Афиняне сочли девицу за действительную богиню, оказали ей божескую почесть и впустили Писистрата в акрополь.
Овладев, таким образом, снова господством, Писистрат женился на дочери Мегакла; но доброе согласие двух честолюбцев сохранялось недолго. Писистрат изъявил мало охоты делиться правлением с Мегаклом и желал в будущем передать господство своим уже взрослым сыновьям от прежнего брака. Поэтому он пренебрегал дочерью Мегакла до такой степени, что она снова возвратилась и родительский дом, а Мегакл прекратил с ним всякие отношения. Как скоро Писистрат услышал о примирении Мегакла с партией Ликурга, он тотчас же оставил страну и власть; ибо теперь столь же мало мог держаться против соединенной силы обеих партий, как и прежде Каллия во второй раз купил его имение. Эта вторая тирания продолжалась только год, от 550 до 549.
