Если все эти факторы помогают объяснить причины вспышки беспорядков, то их длительность и разрушительная сила могут быть поняты лишь исходя из динамики происходивших событий. Как показали исследования довоенных еврейских погромов, очень важным в них становился простой мотив грабежа, причем после того, как власть показывала свое бессилие. Также, судя по всему, одним из ключевых моментов в майских погромах стала возможность разграбления складов спиртных напитков, т.к. в условиях военного времени действовал «сухой закон». Ряд писем, перехваченных цензурой, показывает всю важность подобных мотивов для некоторых лиц из числа городских низов, когда никто уже не поддерживает порядок.[48] Полицейские донесения указывали, что действия толпы, врывавшейся на винно-водочные склады, постепенно становились все более разрушительными и менее целенаправленными, т.к. водка буквально лилась рекой. Свидетели утверждали, что к вечеру 28 мая множество тел упившихся погромщиков валялось на улицах рядом с винными складами. Более того, грабеж после этого принял такие большие размеры, что на Красной площади появился менный рынок, а награбленные в Москве вещи активно продавались в соседних губерниях.
Позже представители торговой оптовой компании «Гергард и Гей» описывали данные события в отдельных показаниях, указав, что большая толпа била витрины и грабила магазин с 16.00 до 20.00. К 21.00 все, что нельзя было увезти, было разбито, в здании полыхал пожар, а во дворе валялись упившиеся до бесчувствия погромщики.
Последствия
Кроме тяжелого похмелья и процветающих рынков, полных награбленных товаров, погром имел значительное влияние на последующий политический курс относительно вражеских подданных. В то время как многие либералы использовали погром для громогласного осуждения правительственной кампании против российских подданных иностранного происхождения, другие представители элит утверждали, что беспорядки — это досадное, но понятное выражение неудовлетворенности народных масс, желающих видеть результаты энергичной кампании против влиятельных враждебных подданных. Одним из наиболее высокопоставленных сторонников этой точки зрения был Ф.Ф. Юсупов. Даже во время беспорядков он продолжал осуждать излишнюю вялость политики правительства в отношении вражеских подданных. В своей речи перед городской думой поздно вечером 28 мая, во время уже вовсю бушевавшего погрома, он утверждал, что неспособность властей выслать всех вражеских подданных в течение девяти месяцев до его назначения вызвала вполне понятную тревогу в народе. Газеты цитировали его обещания рабочим, что государство разрешит проблему, «близкую сердцу» всех жителей Москвы, и именно поэтому будут и далее закрываться предприятия вражеских выходцев, а также увольняться все вражеские подданные и «нежелательные» российские подданные иностранного происхождения. Сразу же после массовых беспорядков Юсупов снабдил прессу копиями своих приказов полиции об аресте всех вражеских подданных, нелегально проживающих в Москве. Он также заявил, что все эти люди будут заключены под стражу на три месяца, а темпы высылки ускорятся.
Большинство весьма «разноречивых» сторонников борьбы с немецким засильем придерживались той точки зрения, что лучший способ предотвратить массовые беспорядки — вести более жесткую политику по отношению к вражеским подданным, что заставляло их резко критиковать правительство за бездействие. Даже некоторые либералы, такие как недавно избранный московский городской голова М.В. Челноков, утверждали, что к погрому привела мягкость правительства по отношению к ряду предприятий и фирм, возглавляемых вражескими подданными. Лидеры умеренных и либеральных промышленников, включая Гучкова и Коновалова, выражали опасения, что дальнейшие беспорядки могут окончательно подорвать производство, и призывали в качестве превентивной меры к скорейшей высылке оставшихся вражеских подданных.
Вышеизложенная точка зрения быстро оказала влияние на официальную политику государства. В своем докладе о беспорядках в Москве Совету министров и царю Юсупов подробно изложил аргументы в пользу предельного расширения мер против вражеских подданных. Приводя конкретные примеры, он заявлял, что московским властям в их попытках высылать из города немцев месяцами мешал поток предоставляемых Петроградом разрешений остаться для отдельных лиц и целых категорий вражеских подданных. Юсупов утверждал, что колебания МВД оскорбляют патриотические чувства населения, и предлагал на время войны выслать «всех немцев, включая и российских подданных», в специальные концентрационные лагеря[49].
Некоторые члены Совета министров негласно расценивали предлагаемые меры как явную крайность, демагогический и безответственный выпад, направленный не только против российских подданных, но также против самого правительства. Однако вел. кн. Николай Николаевич и сам царь, весьма доверявшие Юсупову, вместо того чтобы сделать последнему высочайший выговор, созвали особое совещание для обсуждения его доклада. Уже 14 июня 1915 г. царь председательствовал на особом совещании в Ставке с участием великого князя, всех командующих фронтами и основными армиями, а также Совета министров в полном составе. Это было первое совещание за время войны с участием всей правящей элиты страны, и проблема вражеских подданных оказалась здесь основным вопросом повестки дня.
На основании доклада Юсупова совещание пришло к следующим решениям, тут же утвержденным царем:
1. Прекратить предоставление российского подданства гражданам неприятельских и нейтральных государств. Исключения допускаются только в особых ситуациях и требуют согласия царя в каждом отдельном случае.
2. Депортировать всех вражеских подданных, независимо от пола и возраста, из мест их проживания, особенно из Москвы, в специально назначенные местности, определяемые министром внутренних дел.
3. Вторая мера не может быть применена без исключений (по каждому отдельному случаю) для подданных вражеских государств славянского, французского, итальянского происхождения или турецких подданных христианских вероисповеданий. Однако и эти лица должны находиться под особым полицейским надзором. Те из них, чье проживание в данном районе будет рассматриваться местными чиновниками МВД или Департамента полиции (для Петрограда) как угрожающее общественной безопасности и спокойствию, подлежат высылке.
4. Российские подданные — австрийские, венгерские или немецкие иммигранты, принявшие российское подданство после 1 января 1880 г., — не могут все без исключения подозреваться в шпионаже и рассматриваться как угроза общественному порядку. Однако в случае угрозы общественному спокойствию они могут быть высланы в пункты, указанные министром внутренних дел в каждом конкретном случае. Пункты назначения должны выбираться таким образом, чтобы высылаемые не создавали угрозы общественному спокойствию в их новых местах проживания.
