— Такая жизнь не для тебя, Онора.
— Но если ты потеряешь Чемпионку, у нас вообще ничего не будет. А так мы могли бы продать ее, и тогда…
— Тссс, Онора. По пути из Галлаха я мысленно участвовал в тысяче таких скачек, причем всегда побеждал. И с Чемпионкой мы сможем воплотить эти мечты в реальность. Мы выиграем. — Он нагнулся ко мне и посмотрел на меня своими синими глазами.
Ничего не анализируй. Ни о чем не думай.
— Ты выиграешь, Майкл. Конечно выиграешь.
— А на эти деньги мы возьмем в аренду самую аккуратную ферму во всем графстве Голуэй, — продолжил он. — Что бы там ни говорил Линч, а пустая земля тут все равно где-то есть.
— Конечно. Я сделаю большое окно в этом доме, и у тебя, Онора, всегда будет перед глазами залив Голуэй.
Майкл взял меня за руку.
— А еще там будут книги, — сказал он.
— Книги, — повторила я за ним.
Мама и Майра ушли далеко вперед.
— Ирландцы уже заждались побед, — сказала я.
И вспомнила слова, которые нормандские завоеватели вырезали на средневековых стенах Голуэй Сити: «Да упаси нас Господь от гнева потомков О’Флаэрти». Неистовые вожди ирландских кланов могут вернуться в любую минуту. И победить.
Мы шли все быстрее, держась за руки и размахивая ими.
— Мы победим, — сказал Майкл.
— Победим.
Глава 6
В дверь постучали во время ужина: вся семья собралась за столом и слушала Майкла. Он рассказывал, что на душе у него полегчало, ведь он наконец-то нашел хорошее пастбище для Чемпионки. Прошла неделя с тех пор, как мистер Линч согласился спонсировать лошадь, а она за это время отощала, что беспокоило Майкла. Травы в округе было мало, и фермеры требовали за нее деньги.
— Тогда мы ушли высоко в холмы, — сказал Деннис.
— Это неподалеку от Тонниброкки, по дороге на Баллимони, — пояснил Джозеф.
Мои братья стали помощниками Майкла: отец обходился на лодке без них, поскольку рыба ловилась так плохо, что адмирал Кладдаха не выводил свою флотилию в море. Отец говорил, что новые английские траулеры убивают залив Голуэй, уничтожают места нереста, поднимая ил со дна. Он рассказывал, что ирландские рыбаки с незапамятных времен вылавливали здесь только взрослую рыбу, оставляя мелкую расти и множиться. «Именно поэтому в наших сетях такие крупные ячейки, но теперь…»
Стук в дверь означал беду. Друзья и хорошие новости приходили в дом без спроса. А в дверь стучали только кулаками — агенты лендлорда и полицейские.
Отец открыл. На пороге стоял незнакомец, босой и в куртке из грубой ворсистой ткани. Это был лысеющий мужчина лет тридцати с клочком темных волос на голове и бегающими голубыми глазами, которые сейчас заглядывали в комнату.
Он был заметно голоден. Нищие часто ходят по домам в голодные месяцы. Целые семьи, пройдя двадцать или даже тридцать миль, чтобы не унижаться сбором подаяния в родных местах, проводили здесь июль, переходя от одной двери к другой, а потом возвращались домой уже к сбору урожая.
Мама всегда подавала таким людям и относилась к ним с уважением. Любая семья может опуститься на дно очень быстро, говорила она: решение о выселении, судебные исполнители, перерывающие твой дом вверх дном, — и вот ты уже выброшен на улицу. Такое случалось постоянно, и именно этим отец пугал меня: нет земли, жизнь в землянке, вырытой в склоне холма, и ребенок на подходе.
Но этот человек не был попрошайкой.
— Меня зовут Оуэн Маллой, я пришел по следам воров, — заявил он, указывая пальцем на Майкла, Денниса и Джозефа.
— Воров? Погодите-ка минутку… — начал Майкл, поднимаясь со своего места.
— А как еще назвать человека, который выгоняет свою лошадь на чужое пастбище?
— Пастбище? Это было заброшенное поле! — возразил Майкл.
— Признаю, пастбище действительно заброшено. И толку с него никакого. Раньше для меня это было важно, поскольку у меня было три коровы и лошадь, но сейчас домашних животных вообще не осталось.
— Очень печальная и очень знакомая история, — сказал мой отец. — Примите мои соболезнования, мистер Маллой.
Маллой кивнул. Вся его злость улетучилась. Он явно относился к типу людей отходчивых, которые быстро загораются, начинают брызгать слюной, но потом так же быстро остывают.
Майкл извинился за допущенную им ошибку, а мама пригласила его разделить с нами трапезу. Посмущавшись немного для приличия, Оуэн Маллой принялся за картошку, но отказался есть мидии, которые мама добавила в нее. Они показались ему слишком скользкими.
— Человека, с которым мы покупали коров в доле, выгнали с земли даже после того, как он продал наш скот, чтобы заплатить ренту, — сказал Оуэн Маллой.
— Bíonn siúlach scéalach, — сочувственным тоном сказала бабушка.
— У каждого путника есть своя история, — перевел Оуэн Маллой. — Что ж, это сказано правильно, хотя прошел я всего две мили и история моя очень короткая, потому что то, что со мной произошло, не стоит того, чтобы об этом рассказывать. У соседа, с которым мы в доле владели коровами, было три дочери. Старшая захотела выйти замуж за славного парня, сына одного фермера из-под Минклафа. И они пошли к лендлорду за разрешением на свадьбу.
— К какому лендлорду? — спросил отец.
— К Пайку.
— К которому это Пайку?
— К Мерзавцу Пайку, — уточнил Оуэн Маллой. — Я уверен, что вы слышали разные истории про старого майора, и все они — чистая правда. Это сущий дьявол. Он присвоил себе «право первой ночи». Пайки называют его droit de seigneur — «право сеньора», но это изнасилование, уголовное преступление, хотя к ответу их за это никто и никогда не привлекал.
— Слишком много и других лендлордов делают то же самое, — заметила бабушка.
Маллой кивнул.
— Мой сосед отослал свою дочь с ее молодым мужем, и те уехали отсюда. Когда старый майор Пайк проведал об этом, он выгнал со своей земли всю семью, несмотря на то что рента была уплачена. Мой сосед по договору был арендатором, которого можно выселить без предупреждения. У него не было вообще никакой защиты. Такие дела, — заключил Маллой.
— И куда же они подались? — спросил отец.
— В Америку.
— О, бедняжки, бедняжки, — запричитала мать. — Им пришлось покинуть все, что они любили.
Бабушка перекрестилась, а за ней перекрестились и все мы. Изгнание. Америка. Последнее пристанище.
