— Я… я хочу… ненавидеть тебя, — прошептала она.
— Ты любишь меня, — сказал он. — Не забывай это.
— Я люблю тебя. О, Энди, я люблю тебя! Я не хочу тебя ненавидеть… Я люблю тебя.
Турлоу поднял кулак, погрозив зеленому куполу.
— Ненавидь их, — прохрипел он. — Ненавидь ублюдков, которые пытаются манипулировать нами.
Турлоу чувствовал, как ее колотит.
— Я… ненавижу… их, — выдавила Рут.
— Теперь ты веришь мне?
— Да! Да, я тебе верю!
— Может ли у машины быть истерический паралич?
— Нет. О, Энди, я не могу просто так начать тебя ненавидеть. Я не могу.
Рут так сильно сжала руку Турлоу, что ему стало больно.
— Кто они? Боже мой! Что это такое?
— Думаю, что это не люди, — сказал Турлоу.
— Что нам делать?
— Что-нибудь, что сможем.
Радужные кольца под куполом стали голубыми, затем фиолетовыми и, наконец, красными. Тарелка начала подниматься вверх и исчезла во мраке. Вместе с ней ушло и чувство подавленности.
— Она улетела, правда? — прошептала Рут.
— Она улетела.
— Фары включились, — сказала она.
Турлоу взглянул на потоки света, льющиеся из фар в рощицу. Потом вспомнил форму тарелки — точно гигантский паук, готовый броситься на них. Он поежился. Что за создания были в той ужасной машине?
Точно гигантский паук.
В мозгу всплыло воспоминание из детства: во дворце Оберона стены из паучьих ног. Были ли это эльфы, маленький народец?
«Где зародились эти мифы?» — подумал доктор, роясь в памяти, пока наконец не вспомнил стихотворение из тех давних дней:
Видишь дивную дорожку
На холме по-над рекой?
То путь в край волшебный эльфов,
Мы идем туда с тобой.
— Не лучше ли уйти? — спросила Рут.
Турлоу завел двигатель; руки двигались автоматически.
— Они остановили мотор и выключили фары, — сказала Рут. — Зачем им понадобилось делать это?
«Они! — подумал он. — Она больше не сомневается».
Доктор вывел машину из рощицы и повел к Морено-Драйв.
— Что будем делать? — сказала Рут.
— А что мы можем сделать?
— Если мы начнем рассказывать об этом, люди решат, что мы свихнулись. Кроме того… мы вдвоем… там…
«Нас ловко сделали», — подумал он, представляя, что сказал бы Вейли, перескажи Турлоу ему происшествия сегодняшней ночи. «Говорите, вы были с чужой женой? А не могло ли чувство вины вызвать наведенный бред?» И если он попытался бы возразить или развить свои мысли, то услышал бы: «Эльфы, говорите? Мой милый Турлоу, а хорошо ли вы себя чувствуете?»
Рут прислонилась к нему.
— Энди, если они могли заставить нас ненавидеть, не могли ли они заставить нас любить?
Он направил машину к обочине, заглушил мотор, поставил машину на ручной тормоз, погасил фары.
— Сейчас их здесь нег.
— Откуда мы знаем?
Турлоу оглядел ночное небо — чернота, под тяжелыми облаками не видно ни звезды… ни сияния зловещей тарелки… Но за деревьями, окаймляющими дорогу, — что там?
«Могут ли они заставить нас любить? Черт дернул ее задать этот вопрос! Нет! Я не могу так думать про нее! Я должен любить ее… я… должен».
— Энди, что ты делаешь?
— Думаю.
— Энди, мне даже сейчас все это кажется слишком нереальным. А вдруг есть другое объяснение? Я имею в виду остановку мотора… Моторы глохнут, фары гаснут — сами по себе. Ведь правда?
— Чего ты от меня хочешь? — спросил он. — Чтобы я сказал: «Да, я чокнутый, я сумасшедший, я…»
Она закрыла его рот ладонью.
— Все, чего я хочу, это чтобы ты занялся со мной любовью и никогда не прекращал этого.
Доктор попытался обнять Рут, но она оттолкнула его.
— Нет. Когда это случится, я хочу быть уверена, что это мы сами занимаемся любовью, а не кто-то заставляет нас.
«Черт бы побрал ее практичность! — подумал он. — Нет! Я люблю ее… но я ли ее люблю? Сам ли я чувствую это?»
— Энди! Ты не мог бы сделать кое-что для меня?
— Что?
— В доме на Манчестер-Авеню — где мы с Невом жили — остались кое-какие вещи, которые я хотела забрать, но боялась идти одна. Отвезешь меня?
— Сейчас?
— Еще не поздно. Нев может быть на заводе. Отец ведь сделал его помощником менеджера. Никто не говорил тебе, что он из-за этого на мне женился? Чтобы заполучить фирму.
Турлоу положил ладонь на ее руку.
— Ты хочешь, чтобы он знал… о нас?
— О чем тут знать?
Он убрал руку и снова взялся за руль.
— Хорошо, дорогая. Как скажешь.
Турлоу завел мотор, выехал на дорогу. Ехали в молчании. Шины шуршали по мокрому асфальту, мимо проносились другие машины с ярко горящими фарами. Турлоу подрегулировал поляризующие очки. Это было нелегко: очки должны обеспечивать хорошую видимость и в то же время защищать глаза от боли, от внезапной вспышки света.
Через некоторое время Рут сказала:
— Я не хочу ссор и неприятностей. Подожди меня в машине. Если понадобится помощь, я позову.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я зашел внутрь вместе с тобой?
— Он ничего мне не сделает, если будет знать, что ты здесь.
Он пожал плечами. Возможно, что она была права.
Разумеется, она должна была изучить характер Нева Хадсона. Но Турлоу все еще испытывал ноющее чувство отложенного решения. Он подозревал, что события нескольких последних дней, даже угрожающее столкновение этого вечера имели какой-то странный смысл.
— Зачем я вышла за него замуж? — спросила Рут. — Я до сих пор задаю себе этот вопрос. Бог знает. Я — нет… Казалось, просто подошел момент, когда… — она пожала плечами. — После сегодняшнего вечера я раздумываю, знает ли кто-нибудь из нас, зачем мы делаем то, что делаем, — она взглянула на Турлоу. — Почему так получается, милый?
Турлоу вздохнул. Вопрос бил прямо в точку. Не «кто эти существа?», а — «чего они хотят? Почему лезут в нашу жизнь?»
8
Фраффин пристально смотрел на изображение над рабочим столом. Это был Лутт, Капитан Корабля, широколицый чем с кожей стального цвета, жесткий и резкий в решениях, которому, однако, недоставало проницательности. В нем сочетались все лучшие качества управляющего технической стороной работ, но эти самые качества мешали его теперешнему назначению. Он явно приравнивал хитрость к осторожности.
