— Держись… держись… — просипел он.
Люди находились на вершине лестницы, затем отступили назад через брешь в каменной стене. Двигаться стало немного легче, хотя он все еще видел куполообразный предмет, парящий за цистерной для воды. Сияющие антенны оставались нацеленными на него.
Рут начала передвигать ногами. Она повернулась, и они вместе поковыляли к дорожке. С каждым шагом идти становилось легче. Турлоу слышал, как Рут глубоко вздохнула. Внезапно, как будто стряхнув незримый груз, они обрели полный контроль над мышцами.
Турлоу и Рут обернулись.
— Оно исчезло, — сказал доктор.
Она отреагировала с ошеломившей его яростью.
— Что это ты затеял, Энди Турлоу? Пугать меня до полусмерти!
— Я видел то, что сказал, — отрезал он. — Возможно, ты и не увидела это, но, несомненно, почувствовала.
— Истерический паралич, — сказала Рут.
— Он охватил нас обоих и отпустил в один и тот же миг, — сказал он.
— Почему бы нет?
— Рут, я видел именно то, что описал тебе.
— Летающие тарелки! — фыркнула она.
— Нет… ну ладно, может быть. Но она была там! — теперь рассердился и он, защищаясь. Рациональная его часть понимала, насколько абсурдными были несколько последних минут. Могло ли это быть галлюцинацией? Нет!
Он покачал головой.
— Милая, я видел…
— Я тебе не милая!
Он схватил ее за плечи, затряс.
— Рут! Две минуты назад ты говорила, что любишь меня. Ты что, сможешь все это вот так перечеркнуть?
— Я…
— Кто-то хочет, чтобы ты ненавидела меня?
— Что?
Она взглянула на него, ее лицо смутно вырисовывалось в свете фонарей.
— Там… — он кивнул на цистерну, — я чувствовал, что сержусь на тебя… ненавижу тебя. Я сказал себе, что не могу тебя ненавидеть. Я люблю тебя. Вот тогда я и почувствовал, что могу идти. Но когда я почувствовал… ненависть, тот момент, когда я ощутил это… это было точно тогда, когда они нацелили на нас свой механизм.
— Какой механизм?
— Что-то вроде коробки с сияющими усиками антенн.
— Ты хочешь сказать, что эти дурацкие… кем бы они ни были… могли заставить тебя испытывать ненависть… или…
— Я почувствовал именно это.
— Самая бредовая вещь, которую я слышала в жизни! — она отшатнулась.
— Я знаю, что это бред, но я почувствовал именно это, — он дотронулся до ее руки. — Пойдем назад, к машине.
Рут отдернула руку.
— Я не собираюсь никуда идти с тобой до тех пор, пока не объяснишь, что происходит.
— Я не способен.
— Как ты мог видеть это, когда я ничего не видела?
— Может, та авария… с моими глазами. Поляризационные очки.
— Ты уверен, что та авария в радиационной лаборатории не повредила еще что-нибудь, кроме твоих глаз?
Турлоу подавил волну ярости. Было так легко рассердиться. С некоторым трудом он заставил голос звучать ровно.
— Меня неделю держали на искусственной почке и сделали все мыслимые и немыслимые анализы. Взрыв изменил систему ионного обмена в колбочках моей сетчатки. Вот и все. И это не навсегда. Но я думаю, что бы там ни случилось с глазами, это причина того, что я вижу такие вещи. Я не должен их видеть, но могу.
Турлоу снова подошел к Рут, поймал ее руку и почти волоком потащил ее по тропинке. Она зашагала рядом.
— Но кто это мог быть? — спросила она.
— Не знаю, но они вполне реальны. Поверь мне, Рут. Поверь хотя бы в этом. Они реальны.
Он понимал, что умоляет ее, и рассердился на себя, но Рут придвинулась ближе, просунула руку под его.
— Все хорошо, дорогой, я верю тебе. Ты видел то, что видел. Что собираешься делать?
Они сошли с тропинки и вышли в эвкалиптовую рощицу. В темноте машина казалась черным пятном. У машины Турлоу остановил Рут.
— Насколько тяжело поверить в то, что я говорю? — спросил он.
Помолчав немного, она ответила:
— Это трудно.
— Хорошо, — сказал он. — Поцелуй меня.
— Что?
— Поцелуй меня. Посмотрим, действительно ли ты ненавидишь меня.
— Энди, ты…
— Ты боишься целовать меня?
— Разумеется, нет.
— Отлично.
Он притянул ее; их губы встретились. В какой-то миг Турлоу ощутил сопротивление, но потом ее руки обвили его шею, и она растворилась в его объятиях.
Через некоторое время он отодвинулся.
— Если это ненависть, я хочу, чтобы ты ненавидела меня всю жизнь.
— Я тоже.
Она снова прижалась к нему.
Турлоу чувствовал, как гулко бухает сердце. Он резким движением отодвинулся, точно защищаясь.
— Иногда я просто ненавижу твою викторианскую добропорядочность, — сказала она. — Но, возможно, будь ты другим, я не любила бы тебя так сильно.
Доктор заправил выбившуюся прядь рыжих волос ей за ухо. Лицо Рут призрачно сияло в свете фонарей.
— Думаю, мне лучше отвести тебя домой… к Саре.
— Я не хочу, чтобы ты отводил меня домой.
— А я не хочу вести тебя домой.
— Но мне лучше уйти?
— Да, так будет лучше.
Рут уперлась руками ему в грудь, отодвинулась.
Они сели в машину, ощущая неожиданно овладевшее ими смущение. Турлоу завел двигатель и сосредоточенно дал задний ход, выводя машину к развороту. Свет фар выхватывал линии на жесткой коричневой коре деревьев. Внезапно фары погасли. Двигатель захлебнулся и заглох. Стало трудно дышать, точно на грудь лег тяжелый груз.
— Энди! — воскликнула Рут. — Что происходит?
Турлоу заставил себя обернуться налево, удивляясь, откуда знает, в какую сторону надо смотреть. Почти у самой земли, у края рощицы сияли четыре радужных кольца, и виднелся тот самый зеленый купол на четырех трубчатых ножках. Тарелка зависла там, бесшумно, угрожающе.
— Они опять здесь, — прошептал он. — Там, — он указал рукой.
— Энди… Энди… Мне страшно.
Она испуганно прижалась к нему.
Что бы ни произошло, ты не ненавидишь меня, — сказал он. — Ты любишь меня. Помни это. Ты меня любишь. Помни об этом.
— Я люблю тебя.
Голос был совсем слабым.
Турлоу вдруг начало овладевать чувство слепой ярости. Сначала у него не было никакого объекта, просто ярость. Затем доктор почувствовал, что ярость пытается излиться на Рут.
