Эта бесплодная прогулка продолжалась до самой городской окраины, где у меня изъяли в счет долга всю мою наличность и золотые часы, а Уилл и повозка, на которой я прикатил, остались в заложниках. Мне было твердо сказано, что ровно в ту самую минуту, когда на их терновых кустах созреют персики, я могу вернуться и получить свое имущество обратно. Потом они сняли с меня вожжи и ткнули пальцем туда, где маячили хребты Скалистых гор.
Я не заставил их повторять дважды и резво пустился в край непроходимых лесов и полноводных рек. Очухавшись, я обнаружил, что шагаю по шпалам железной дороги Арканзас – Техас, приближаясь к какому-то неведомому городу. Обитатели Пивайна не оставили мне ровным счетом ничего, только немного жевательной смолы, и это, можно сказать, спасло мне жизнь. Сел я на штабель шпал в сторонке, откусил кусок смолы и начал собираться с мыслями.
Тут мимо проносится скорый товарный. Перед тем как въехать в город, он тормозит и немного замедляет ход, а из последнего вагона вылетает какой-то узел тряпья, катится шагов двадцать в туче пыли, а потом встает на ноги и начинает отплевываться углем и соответствующими ситуации выражениями. Подхожу ближе – передо мной круглолицый молодой человек, одетый как для поездки в спальном купе, а не в товарняке, с обаятельной улыбкой на перемазанном углем лице.
Интересуюсь:
– Случайно выпали?
– Да нет, – отвечает он. – Спрыгнул. Прибыл к месту назначения. Это какой-такой город?
– Еще не смотрел по карте, – говорю я. – Я и сам прибыл сюда пять минут назад. Как, по-вашему, неплохо он выглядит?
– Жестковат, – отвечает молодой человек и ощупывает руку. – Как будто в плечо отдает… а впрочем, нет, вроде бы все в порядке.
Он наклоняется, чтобы отряхнуть пыль с брюк, а из кармана у него вылетает отлично сработанная стальная отмычка. Он поднимает ее, косится на меня с опаской, а потом расплывается в улыбке и протягивает руку.
– Коллега, – восклицает он, – мой тебе сердечный привет! Не тебя ли я видел на юге Миссури прошлым летом, когда ты развлекался торговлей подкрашенным песочком по полдоллара за чайную ложку, уверяя деревенских олухов, что стоит только всыпать его в керосиновую лампу и керосин ни за что не взорвется?
– А он и взаправду никогда не взрывается, – отвечаю я. – Взрываются рудничный газ и газолин.
И жму ему руку.
– Мое имя Билл Бассет, – говорит он, – и если ты не считаешь хвастовством профессиональную гордость, скажу сразу – только что ты познакомился с одним из лучших взломщиков, какие когда-либо ступали по почве, орошаемой водами Миссисипи.
Ладно. Уселись мы с этим Бассетом на шпалы и стали похваляться друг перед другом, как и подобает истинным художникам. Попутно выяснилось, что и он без гроша, так что общие темы нам искать не пришлось. Заодно он рассказал, почему именитым взломщикам иной раз приходится путешествовать в угольных вагонах. В Литтл-Роке его едва не выдала полиции изменница-горничная, и ему пришлось уносить ноги.
– Такое уж у нас ремесло, – пояснил Бассет. – Чтобы добиться в нем успеха, приходится обрабатывать чепчики с оборками. Укажи мне домишко, где есть что-нибудь ценное и смазливая прислуга, и будь уверен, что семейное серебро будет переплавлено и уйдет к скупщику, а я буду попивать шато-марго да заказывать омлеты с трюфелями. Полиция же станет уверять, что кражу совершил кто-то из домочадцев. Начинаю я с девушки, а уж после того как она впустит меня в дом, снимаю восковые отпечатки с замочных скважин, а если удастся – то и с ключей. Остальное – пара пустяков, но эта девица меня подвела: приметила меня в трамвае с другой горничной, и в следующую ночь вместо того, чтобы впустить меня в дом, заперла дверь на засов. А у меня уже были готовы ключи от всех дверей второго этажа…
По ходу разговора выяснилось, что Билл все же попытался пустить в ход свою отмычку, но девушка разразилась такими воплями, что ему пришлось прыгать через все заборы по пути к железнодорожному вокзалу. Багажа у него не было никакого, поэтому в помещение вокзала его не пустили, однако ему все же удалось вскочить в отходивший товарный поезд.
– Ну-с, – подвел итог Билл Бассет, когда мы покончили с мемуарами, – а теперь было бы совсем неплохо подзаправиться. Не думаю, чтобы весь город был заперт на французские замки. Что, если мы учиним скромное злодеяние и раздобудем мелочь на карманные расходы? Ты, конечно, не догадался захватить с собой какого-нибудь лосьона для ращения волос или дюжину позолоченных часовых цепочек, которые легко было бы всучить местным олухам?
– Нет, – говорю, – все осталось в Пивайне – и серьги с патагонскими бриллиантами, и как бы золотые брошки. Там они и пребудут до скончания веков или до тех пор, покуда на тополях не вырастут японские сливы. Рассчитывать на это особенно не стоит.
– Ну, не беда, – говорит Бассет, – вариантов всегда масса. Может, когда стемнеет, я выклянчу у какой-нибудь дамочки шпильку и попробую с ее помощью взломать сейф Пастушеско-Кукурузоводческого банка.
Пока мы так мирно беседуем, к станции подкатывает пассажирский поезд. Из вагона-люкс выскакивает какой-то господин в цилиндре – но не с той стороны, которая обращена к платформе, а с противоположной – и мчится вприпрыжку по путям прямо в нашу сторону. Маленький, упитанный, длинноносый, глазки крысиные, но костюм на нем дорогой, а в руке он держит саквояж, с которым он обращается так бережно, будто там у него яйца только что из-под курицы. Человек этот пронесся мимо по путям, не обратив на нас с Биллом ни малейшего внимания.
– Пошли! – говорит Билл и поднимается с места.
– Куда? – спрашиваю я.
– Как это куда? – отвечает Билл. – Или ты забыл, что ты в пустыне, а ведь только что мимо тебя пронеслась манна небесная[25]?
В общем, догнали мы этого человека на опушке леса, а поскольку место было безлюдное, а солнце уже село, никто не мог видеть, как мы его остановили. Билл бережно снял с него цилиндр, пригладил ворс рукавом и вновь водрузил на голову владельца.
– Что бы это значило, сэр? – интересуется незнакомец.
– Когда мне случалось носить цилиндр, – отвечает Билл, – и я испытывал какое-нибудь затруднение, я всегда снимал его и рукавом приводил ворс в порядок. Теперь цилиндра у меня нет, поэтому пришлось воспользоваться вашим. Я, знаете ли, в таком затруднении, что даже не знаю, как объяснить вам причину, по которой мы осмелились вас побеспокоить. Не лучше ли будет, если мы, ради первого знакомства, проверим ваши карманы?
Однако после того как Билл тщательно обшарил карманы приезжего, на лице у него появилось отвращение.
– Часов и тех нет, – брезгливо произнес он. – Как же вам не стыдно? Разодет, как метрдотель в ресторане, а нет и пяти центов на трамвай. Куда вы девали билет?
Приезжий отвечает в том смысле, что при нем действительно нет ничего ценного. Тогда Бассет вынимает у него из рук саквояж. Там покоятся носки, воротнички и какая-то газетная вырезка. Билл внимательно читает вырезку, а потом протягивает приезжему руку.
