Монастырь отличается строгостью своей дисциплины, касающейся всей жизни монахов, не исключая и их домашней обстановки. По правилам, предписанным ею, каждый монах должен иметь отдельную келью особого устройства. Она состоит из двух комнат: рунхана, или кухни, и симхана, или спальни. При этом последняя находится над каном, под которым проходит труба кухонной печи, устраиваемой у самого кана и отделяемой деревянной перегородкой от чистой комнаты. В перегородке между кухней и спальней проделаны дверцы, и, открывая их, монах, сидя в спальне, может доставать из котла на печи чай и пищу. Топливом для печи должен служить исключительно овечий сыпучий помет.
Затем, в каждом дворе должны находиться колодец и клозет. Колодцы, как говорят, содержат дурную воду, и потому монахам разрешено брать воду из реки Сан-чу.
Каждое утро монахи собираются в цокчэнском дугане. Во время этого собрания разбираются проступки монахов и виновные наказываются тут же розгами. Считается особым удальством не кричать от боли и не просить пощады. Участие в этом общем собрании не для всех обязательно, но ежедневная раздача во время чая небольшого кусочка (приблизительно 1/4 русского фунта) масла привлекает многих небогатых монахов.
После сего собрания монахи могут выходить на рынок, который происходит на южном краю монастыря. В Амдо рынок называют цон-ра, в Центральном Тибете – том. Торговля производится под строгим контролем монастырской администрации и прекращается около 10 часов утра. На этом рынке производится также последнее наказание приговоренных к изгнанию из монастыря: их бьют розгами и оттаскивают за ноги.
После рынка монахи обязаны посещать в учебное время (по-тибетски – чой-тог) факультеты своей специальности. В общем, учебное время бывает только полгода, а остальные полгода уходят на перерывы.
В неучебное время (по-тибетски – чойнцам), с наступлением сумерек, монахи ниже 8-го богословского курса должны взбираться на крышу своего дома (по-тибетски – лха-ха) и здесь читать вслух заучиваемые наизусть тексты. Такое чтение продолжается зимой приблизительно до 9 часов, когда прислуга цокчэнской кухни начинает «сливать» чай для завтрашнего дня, сопровождая этот процесс громким чтением известной формулы «мани» – ом-ма-ни-пад-мэ-хум. «Сливать» в Забайкалье называют процесс заваривания чая. Берут ковш и, черпнув им чая из котла, поднимают вверх и понемногу льют обратно. Чем дольше делают это, тем лучше получается чай или, вернее, тем равномернее распределяются чай и молоко по огромному котлу. В Тибете это делается для замешивания масла. Монахи высших курсов не обязаны выходить на крышу, но должны сидеть дома в темноте и предаваться созерцанию. В это время ворота монашеских дворов не должны быть заложенными для того, чтобы администрация могла свободно наблюдать за исполнением правил. Часто надзор ходит тайком. Уличенный в нарушении правил тут же наказывается розгами.
Духовная администрация монастыря такая же, как и в Гумбуме, поэтому не стоит повторять уже сказанного. Добавим только, что здешний хамбо именуется цокчэн-тиба. Но если Гумбум имеет в своем управлении выборное начало, то над должностными лицами Лабрана стоит особа перерожденца Чжамьян-шадбы, хозяина этого монастыря. Все должности замещаются или утверждаются этим перерожденцем. Немалое влияние на монастырские дела имеет и правитель его дел, именуемый шацзадба, слышится, скорее, шанзаба или шаганзад. Заведующим монастырским имуществом и управляющим данниками монастыря является старший казначей монастыря, именуемый чжиба.
Нынешний перерожденец Чжамьян-шадбы, имя коего Кал-сан-туб-дан-ванчук, считается четвертым от основателя монастыря Агван-цзондуя. Как известно, Агван-цзондуй возвысился в глазах ламаистов еще в Тибете, благодаря своим обширным сочинениям, которые затем, если можно так выразиться, популяризировались в громадном большинстве факультетов. Олёты, завладев Кукунором и Тибетом, всюду старались покровительствовать «желтошапочной» секте. Поэтому и князь их Галдан-эрдени-чжинон приглашает в Амдо Агвана-цзондуя, просит основать монастырь и дарит землю вместе с подданными. Его примеру последовали и другие князья, вследствие чего Агван-цзондуй оказался не только духовным, но и светским князем. Затем имя знаменитого первого перерожденца Чжамьян-шад-бы и следующих, также не бездарных, его перерожденцев Гончог-чжиг-мэда и Тубдан-чжиг-мэда привлекало сюда много монахов и «милостынедателей» из Амдо и Монголии, которые быстро обогатили монастырь, чем дали возможность содержать еще большее число монахов. Следовательно, этот монастырь обязан своим процветанием появлению даровитой личности Агван-цзондуя, следующие перерожденцы которого сумели удержать за собою авторитет и влияние свое в Лабране. Они имеют несколько дворцов в монастыре и вне его.
В настоящее время в Лабране есть еще несколько преемственных перерожденцев, хотя менее влиятельных, чем Чжамьян-шадба, но сильно чтимых в Амдо и в особенности в Монголии. Главнейшие из них суть: Соднам-дагпа, известный под сокращенным названием Содаг, Гунтан, Ньяндаг, два – Гоман, перерожденцы двух брайбун-гоманских хамбо, Корсан – перерожденец 51-го галданского сэрти[23], Чжамба и другие.
Всех монахов в монастыре около 2500, и они делятся на много мелких общин. Монголы выделены в особые общины, числом 9, из коих одна принадлежит нашим забайкальским бурятам. Во время моего посещения в последней общине было около 70 членов, Каждая община получает утвердительную грамоту (по-тибетски – чжа-иг) от перерожденца Чжамьян-шадбы, в которой излагаются и правила для общины. Кстати скажем, что официально признанная местными властями община лам из наших забайкальских бурят встречена нами только здесь.
В полуверсте на восток от монастыря находится торговая слободка Та-ба, населенная преимущественно саларами и отчасти китайцами и тангутами, эти последние зовут себя амдо-ва.
Между упомянутой слободкой и монастырем находится большой субурган, поставленный, как говорят, на том месте, где впоследствии должен быть построен дуган для «лхасского монлама» (о нем будет сказано подробно ниже), когда центр религии перейдет из Внутреннего Тибета в Амдо. Материалом для постройки будет служить тот, ныне заповедный, лес, который растет против монастыря на склонах горы правого берега Сан-чу. Ежегодно в 13-й день белой (первой) луны происходит церемония встречи этого «монлама», состоящая в выезде в нарядных костюмах и на украшенных лошадях старшин монастыря верст на 5 на запад и в исполнении чтения молитв. Основатель монастыря, положивший начало такому поверью, может быть, честолюбиво помышлял о том, что его монастырь будет центром ламаизма. Во всяком случае, это поверье сильно притягивает сердца набожных к этому монастырю.
