— Приятное местечко, — сказал Квасир, потирая руки и принюхиваясь: отчетливо пахло готовящейся едой. — Чую, тут есть чем промочить горло.
— С этим придется погодить, — Финн мотнул головой в сторону берега: там собрались местные, одновременно любопытствующие и напуганные. От крепости, по извилистой, как змея, дороге, к берегу спускалась вереница вооруженных мужчин с копьями, а возглавлял ее верховой на коне.
Побратимы переглянулись, взялись было за оружие, но я улыбнулся и указал на свернувшуюся клубочком кошку под растянутой на берегу рыболовной сетью.
— Сегодня тут никто не будет драться, — произнес я. Сигват усмехнулся и кивнул. Остальные явно озадачились, но Сигват вспомнил. На поле брани случается много чего. Но на этом поле никогда не увидишь кошку.
Я словно воочию увидел искаженное лихорадкой лицо Скарти, трясущегося всем телом в стене щитов под иззубренной стеной Саркела, услышал его голос, тихий, заплетающийся, снова узрел знак Одина — птицу, взмывшую над проливным дождем стрел и крови и севшую на кромку осадной башни.
Мгновения спустя стрела угодила Скарти в горло, и он замолчал навсегда, так что для него птица оказалась дурным предзнаменованием; быть может, он это знал.
Теперь хотелось верить, что он не ошибался в толковании знамений. Прикинем, успел ли Старкад добраться сюда и настропалить местных; или он отправил корабль с письмом, а сам предпочел двигаться дальше, в Серкланд, на поиски монаха. Молюсь Одину, чтобы он еще не скоро сообразил, как я его обманул: мне нужно время — лишить его этого сокровища, из-за которого он на нас ополчился.
Так или иначе, тут были солдаты, и местные расступались, пропуская их к берегу. Они выстроились двумя ровными рядами — подбитые кожаные доспехи, железные шлемы, круглые щиты и копья.
Командир выглядел грозно в своей броне — здесь ее называют пластинчатой — и великолепном шлеме, казалось, выточенном из кабаньих клыков и увенчанном длинным конским хвостом.
— Да их пустым мехом разогнать можно, — проворчал Финн и сплюнул за борт. — Тоже мне, вояки.
Он не преувеличивал: солдатами этих людей можно было именовать с большой натяжкой, явно торговый люд, натягивавший доспехи для устрашения чужаков или для какой-нибудь церемонии. Я испытал облегчение, но тут заметил еще одну компанию — кучку слуг и носилки вроде тех, что часто нам встречались в Великом Городе. Внезапно я осознал, что мои штаны едва прикрывают колени, а рубаха вся в грязных разводах и пропиталась морской солью и потом.
Носилки замерли, из них показалась величавая фигура в пышных белых одеждах. Мужчина, совсем лысый, разве что клочки седых волос торчат на висках, и гладко выбритый, если не считать тонкого клина на подбородке. Эта бородка и крупные уши делали старика похожим на козла, но командир приветствовал его уважительно.
Я велел Финну и прочим надеть кольчуги, чтобы спрятать под доспехами драную одежду. Потом сам скользнул в кольчугу, ощутив кожей прикосновение металла, и одолжил у Амунда штаны, а он забрал мои, скрывая срам, и встал позади остальных.
Я сошел на берег, окруженный мужчинами в кольчугах, гордо вскинув голову, как подобает ярлу. Солнце слепило глаза, волны разбивались о песок. Козлолицый шагнул мне навстречу, огляделся и вежливо кивнул.
Я кивнул в ответ, и он заговорил по-гречески. Я понимал этот язык, хотя писать на нем еще не умел, но старик говорил так быстро, что мне пришлось вскинуть руку, чтобы его остановить. Он, очевидно, растерялся, движение у меня получилось весьма властным, хотя я ничего такого не замышлял. Старик моргнул, а я догадался, что он спрашивал, кто среди нас главный, и никак не предполагал, что им окажется мальчишка. Прервав его на середине фразы, я все равно что представился — вышло внушительно.
— Говорите помедленнее, пожалуйста. Я Орм сын Рерика, торговец из Великого Города, мой корабль зовется «Волчок».
Он заломил бровь, прокашлялся и медленно сообщил, что он — Константин, кефал Ларнаки; я знал, что это слово обозначает у греков кого-то вроде наместника.
Командир солдат снял шлем, открыв круглое, как луна, лицо и потные редкие волосы, и назвался, с коротким кивком, Никосом Тагардисом. Он был кентархом, и ему подчинялись несколько сотен человек — правда, если все они такие же, как те, что толпились за его спиной, было бы кем командовать!
Выяснилось, что местные рады нашему прибытию. Когда варяги навещали их в последний раз, никаких неприятностей не случилось. Константин снова взобрался на носилки и повел нашу малочисленную компанию в город.
За спиной загудели голоса, местные подступили к воде, а мои побратимы попрыгали с палубы на сушу. Финн уже хвастался своими скудными познаниями в греческом. Надеюсь, Радослав и брат Иоанн сделали то, о чем я просил, и продадут ровно столько добычи, сколько нужно, чтобы заплатить за еду.
С берега виднелась лишь малая часть города — в основном он, сонный и ленивый, скрывался в долине между поросшими кустарником холмами. Множество белых домиков, кривые переулки, дюжина колодцев, несколько храмов Христа, из которых один, по крайней мере, был прежде храмом какой-то богини. Даже театр имелся (впрочем, тогда я не знал, что это такое).
Еще в городе был форум, просторная площадь в окружении колонн, высоких, точно стволы деревьев. С краю форума высилось большое белое здание, как нам объяснили, бани.
Мы подошли к нему и вошли внутрь — богатые греки любили вести разговоры в банях, и я с годами научился наслаждаться этим досугом. Внутри налили вина, и мои «охранники» снаружи скривились — их угостили разбавленным пивом. Мы приступили к разговору о том и о сем — и о предыдущих гостях.
— Это было пять лет назад, — сказал Тагардис, повествуя о последнем посещении города моими «родичами». — Они разбойничали вдоль побережья, но всегда ухитрялись удрать до того, как я приводил войско.
Это вам повезло, хмыкнул я мысленно, улыбнулся и кивнул. Вздумай они сражаться, мы бы нынче не беседовали.
— В конце концов, — продолжал Тагардис, равнодушно глядя на меня, — они настолько перепились награбленным вином, что наскочили на мель и уже не могли убежать. Те, кто не погиб, до сих пор сидят в нашей тюрьме.
Если бы меня ударили по голове, и то было бы милосерднее. Улыбка сползла с моего лица, а кефал в очередной раз прокашлялся.
— Разумеется, — елейно произнес он, — у нашего гостя — сына Рерика, верно? — у нашего гостя, я уверен, намерения мирные и выгодные для всех. Какой у вас груз?
Ткани его порадовали, пряности не так сильно, по той причине, как я заподозрил, что они тем дороже, чем дальше от места изготовления, а Кипр слишком близко от этого места.
Потом я поведал, что хочу увидеть архиепископа Гонория, и брови кефала взметнулись вверх, потому что прозвучали эти слова так, будто я говорил о встрече со старым другом.
— Ты знаком с нашим архиепископом? — Кефал медленно взял в руку свою чашу.