— А во сколько начинается концерт? — спросила старуха.
— В одиннадцать, — сообщила юная художница. — То есть, где-то с половины одиннадцатого все начнут перебираться в вагон-ресторан, и я могла бы быть у вас.
— Детское время! — фыркнула старуха. — Я-то в любом случае раньше двух ночи не засну. Так что если тебе не поздно, то мы согласны.
— Мне нисколечко не поздно! — с жаром ответила Груня. — Я вообще самостоятельная.
— Да уж, мы заметили, — пробормотала старуха, разглядывая девочку довольно благожелательно. — А почему тебе не хочется на концерт?
— Ну… — Груня пожала плечами. — У меня были свои планы, и вообще…
— И вообще ты не любишь всю эту замшелую старину? — с едкой усмешкой спросила старуха.
Это был тот редкий случай, когда Груня смутилась и не нашла, что ответить.
— Понимаю тебя! — усмехнулась старуха. — Но ты не права, это не старина, а будущее. Подрастешь — поймешь. Мы вот что сделаем. Ты будешь нас рисовать, а я тебе устрою свой собственный концерт — для тебя одной. Раз в вагоне никого не будет, значит, можно и попеть — я в последнее время терпеть не могу лишнюю публику! Ты поймешь, что такое настоящий романс. Это не размазня на киселе, как его сейчас представляют. Настоящий романс должен быть сильным, почти жестоким — чтобы, когда ты им проникнешься, тебе начинало казаться, будто с тебя кожу сдирают! Голос у меня, конечно, теперь не тот, но уж как-нибудь справлюсь. Еще бы гитару хорошую найти, да где здесь…
— Да, гитара есть только у Петра Васильевича — ну, мужа и аккомпаниатора Анджеловой, — сказала Груня. — Потрясающая гитара, это даже мне понятно. Вот только, он упоминал, у него были какие-то проблемы с ее настройкой…
— Вроде были, — усмехнулась старуха. — Одного не понимаю — зачем он ушел настраивать ее в туалет?
— В туалет? — Груня насторожилась. Кажется, сейчас она выяснит нечто, имеющее прямое отношение к загадке гитары.
— Ну да, — кивнула старуха. — Настраивал в том туалете, что у нас за стенкой, — она указала на перегородку, у которой сидела ее дочь. — Поезд как раз стоял, долгая была остановка, минут двадцать, если не полчаса… какой же это был город? Ну, не важно!.. В общем, треньканье было очень тихим, как будто человек боялся лишний звук издать, но в тишине все было слышно довольно хорошо, и я сразу сказала дочери: слышишь, гитара, и великолепная! Редкая русская гитара так звучит. Пяток гитар я слышала, что из собрания Высоцкого сохранились…
— Какого Высоцкого? — спросила девочка. — Того самого, Владимира?
— Нет, не того, — ответила старуха. — А был такой великолепный гитарист в девятнадцатом веке. У него брали уроки игры на гитаре и Лермонтов, и многие другие… Вроде у него же Лермонтов и с Мочаловым познакомился… Но это не важно. Суть в том, что были у него несколько инструментов, подобранных так, что во всей России больше не сыскать. Правда, мне бабка рассказывала, что еще гитара цыганки Тани так звучала — ну, той, что была женой Нащокина, близкого друга Пушкина, и не только пела Пушкину, но и гадала ему на судьбу. Тут я врать не буду, потому что сама Татьяниной гитары не слышала, затерялась где-то эта гитара, еще во времена революции и гражданской войны. Но та гитара, что за стеной тренькала, была такого класса. И неважно, что всего-то несколько раз струны звякнули — отменный инструмент с одного звука себя выдает!
— Очень интересно! — сказала Груня. — И зачем ему было настраивать гитару в туалете?
На самом-то деле она отлично понимала, зачем: гитару настраивал, натянув струны, не сам Сидоренко, а неизвестный похититель пирожных — по всей видимости, курьер наркомафии. Этот похититель четко прикинул, что меньше чем за час Анджелова с мужем в ресторане не обернутся, но, чтобы его не услышал и не заметил в купе кто-то другой — проводник, например, — он выгадал момент, когда в коридоре никого не было, и тихо проскользнул в туалет. Правильно рассчитав, что его никто не услышит, кроме обитателей последнего купе, если он будет действовать тихо. А двух женщин он не боялся — наверно, уже успел отметить, что они ни с кем не жаждут общаться и никому ничего рассказывать не будут. Да и много ли они услышат сквозь перегородку? Несколько звуков максимум — и скорей всего подумают, что это какой-нибудь краник в туалете звякает или вода журчит. Откуда ему было знать, что эти женщины на гитарах, что называется, собаку съели!
Конечно, он рисковал: его мог кто-нибудь заметить, когда он выходил из туалета. Но, видно, и тут он придумал, как можно сначала убедиться, что за дверью никого нет, а уж потом возвращаться в пятое купе.
— Мало ли зачем? — едко бросила старуха. — Может, жена его услала, и он решил ей не мешать!
— Да, скорее всего… — согласилась Груня. Ей не терпелось вернуться к ребятам и поведать им все, что удалось узнать. — Так, значит, я к вам подойду… — она поглядела на часы, — через два часа?
— Будем ждать, — заверила старуха, а ее дочь, увидев, что Груня выходит, тоже поднялась.
— Выброшу мусор, — коротко объяснила она матери.
Когда молодая женщина и девочка оказались в коридоре, она тихо сказала Груне:
— Ты не бойся моей мамы. Она вообще-то добрая, но сегодня у нее ноги опять болят и она практически ходить не может. В такие дни она очень злится на собственную беспомощность, а язык у нее — как бритва, это ты могла заметить. Вот она и пускает его в ход, язвя по любому поводу. Но, кажется, ты ей пришлась по душе… Думаю, если б не ноги, она не стала б ворчать, а с большой охотой пошла на концерт.
— Спасибо вам большое, — сказала Груня. — Я все это учту.
И она поспешила в седьмое купе, где ее дожидались друзья.
— Ну? — набросились они на нее. — Почему так долго?
— Ребята, это фантастика! — ответила Груня. — Я столько всего узнала! И меня такое приключение ждет! Сейчас, соберусь с мыслями и расскажу вам все по порядку.
И Груня поведала друзьям, какая у нее состоялась удивительная встреча.
— Обалдеть! — подскочил Мишка, когда она закончила. — Это что же получается? Какой-то тип таскает драгоценную гитару через полвагона, и всем наплевать? Если б эти тетки из последнего купе не смыслили в музыке, то вообще все осталось бы шито-крыто? А эти Анджелова с Сидоренко тоже хороши! Оставлять такую вещь без присмотра! Вот сперли бы ее у них, тогда знали бы!
— В этой истории вообще много интересного, — сказал Витька. — Во всяком случае, мы знаем, что мать и дочь из последнего купе настраивать гитару наверняка умеют…
— Но ведь ты их не подозреваешь?! — сразу вскинулась Груня.
— Вовсе нет, — поспешил успокоить ее Витька. — Хотя… Хотя я понимаю, что они могли бы взять гитару, пока Анджелова с мужем были в вагоне-ресторане — просто полюбоваться на нее. Такие, как эта убойная старуха, бывают абсолютно сумасшедшими, если задеть какой-то из их пунктиков. В данном случае, гитары. Увидели они, как Анджелова и Сидоренко садятся в вагон со своей гитарой, и потом мать послала дочь на полчасика взять гитару — просто чтоб полюбоваться на нее. Открыла чехол — и пришла в ужас и негодование, увидев в каком состоянии драгоценный инструмент! Мало того что струны сняты — еще и пирожные с бутербродами внутрь запрятаны! Пирожные и бутерброды она с отвращением поручила дочери выкинуть в мусор, а сама натянула струны и настроила гитару. Просто чтобы обозначить для Сидоренко, что гитару кто-то брал. Пугнуть его, чтобы он не был таким раззявой! Больше у нее на уме ничего не было… А подозревая, что Сидоренко начнет исподтишка выяснять, не брал ли кто его гитару, они поведали тебе байку о том, что гитару кто-то настраивал в туалете. Просто на тот случай, если Сидоренко и у тебя спросит. Тогда ты ему расскажешь про незнакомца в туалете — и он успокоится. Ну, более или менее успокоится… По-моему, логичная версия, а?
