«Не знаю, что с ним не так, только дело явно нечисто. Глаз с него не спущу!» — думал каждый.
При этом Маккомо оказался вполне терпимым начальником. В первые три дня Чарли практически ничего не делал — только носил воду, менял львам солому в клетке и подметал. Укротитель вел себя предельно вежливо и всегда говорил «пожалуйста» или «спасибо, Шарли», в зависимости от ситуации.
Львов было шестеро. С первым из них, молодым самцом, Чарли познакомился еще тогда, на палубе. В цирковом прайде обитали три львицы — одна золотистая, одна бронзовая и еще одна, с серебристой шерстью. Львицы вели себя тихо, но с неизменным достоинством. Возле золотистой львицы крутился беспокойный детеныш — маленькая самочка. Малышка постоянно прыгала, играла и теребила мать за уши, а иногда и за хвост. Главой семейства был огромный лев с роскошной блестящей гривой. Этому самцу полагалась отдельная клетка в глубине загона. Надо сказать, что все львы вели себя исключительно смирно. Когда Чарли прибирался в клетке, ежась под изучающим взглядом Маккомо, он думал только о львах. Бедные животные! Как им, должно быть, тяжело в крошечной каморке на зыбкой корабельной палубе! Львы должны жить на воле, в Африке. Им надо бегать, прятаться, охотиться в опаленной жарким солнцем траве.
Каждое утро ровно в шесть Чарли шел к Сигизмондо — упражняться. Сиги научил мальчика сохранять равновесие, а также казаться больше или меньше.
— Если тебя захотят связать, — говорил акробат, — вдохни побольше воздуха и хорошенько напряги мышцы. Потом, когда выдохнешь и расслабишься, сможешь легко снять веревки.
После завтрака львов вели на арену — репетировать. Само собой, Чарли шел туда же.
— Потяни за эту ручку, — приказал Маккомо, указывая на отполированный рычаг, торчащий прямо из стены загона.
Мальчик послушался. Железные прутья, разделявшие клетки, ушли в пол, а в стене открылся проход, уводящий куда-то вниз — в самое сердце корабля. Львы тут же встали и послушно направились по проходу. Маккомо удовлетворенно кивнул и снова потянул за рычаг. Отверстие в стене закрылось за львами, прутья вернулись на место. Дрессировщик прицепил рычаг цепью к решетке загона, а цепь скрепил небольшим замком. Ключ от замка он носил на поясе.
— Пойдем, — сказал укротитель, улыбаясь самой неприятной из своих неискренних улыбок.
Чарли последовал за наставником. Они миновали палубу, спустились по парадной лестнице, прошли через большой нарядный холл и очутились в самом невероятном месте на свете. Мальчик восторженно разглядывал огромный круглый зал высотой примерно в три этажа. По периметру тянулись постепенно возвышающиеся ряды сидений. В первых рядах стояли кресла с обивкой из алого бархата, потом начинались простые деревянные стулья. В двух ложах было установлено что-то, более похожее на королевский трон, чем на кресло. Потолок напоминал купол гигантской палатки. Ткань купола раскрасили в алый цвет и выткали золотыми узорами. В середине зала купол был натянут выше всего, и сверху свисал необыкновенный хрустальный светильник, переливающийся всеми цветами радуги и отбрасывающий на ряды яркие лучики. В центре помещения, конечно, находилась арена — огромная, прекрасная, манящая. Пахло так же, как и во всяком цирке, — животными, опилками, краской… От кресел исходил слабый аромат дорогих духов, пива и чипсов.
Чарли был потрясен. Как такая арена могла уместиться на самом обычном корабле? Мальчик счастливо рассмеялся. Все происходящее выглядело немного нереальным. Будто он попал в старый фильм и теперь является одним из главных действующих лиц.
Маккомо указал маленькому помощнику на второй рычаг. На этот раз рукоятку надо было вращать. Это оказалось достаточно тяжело, хотя чувствовалось, что механизмом пользуются часто. Действия мальчика возымели весьма интересный эффект. Светильник под потолком разделился на несколько частей и отклонился в сторону, а из его середины начал опускаться странный серебристый занавес. Занавес шуршал, звенел и неумолимо приближался к арене. Когда он окончательно опустился, стало ясно, что это металлическая сетка — вроде той, из которой иногда ставят заборы. Сетка выглядела очень прочной, но с крупными (величиной с утиное яйцо) ячейками. Занавес был огромен — он охватывал всю арену железным кольцом и отделял ее от зрительских рядов. Больше всего занавес походил на сетку для защиты от комаров. От очень больших комаров.
Между двумя краями занавеса оставался довольно широкий просвет. Маккомо приказал Чарли выйти на арену, взять один край и присоединить его ко второму, замыкая, таким образом, круг. Проделать это надо было по всей высоте занавеса.
— Поосторожнее, Шарли, — сказал мальчику Маккомо. — Если львы вырвутся, нам с тобой мало не покажется.
Львы! Ну конечно! Эта сеть всего-навсего отгораживает зрителей от хищников. А он-то голову ломал! А ячейки такие крупные, чтобы публика все видела.
— Это и будет твоя работа во время представления, — пояснил укротитель. — Когда номер закончится, расцепишь занавес и поднимешь его к куполу. И еще…
Маккомо потянул за третий рычаг. В глубине арены послышался скрежет, потайная дверь раскрылась, и львы ступили на арену.
— Йалла! — крикнул дрессировщик.
Львы помчались по кругу.
— Швойа! — выкрикнул Маккомо.
Львы пошли грациозным шагом.
А потом укротитель произнес слово, которое Чарли тут же узнал. По-кошачьи оно означало «прыгай». Львы послушно запрыгали вокруг арены.
Мальчик не знал, что и думать. Маккомо наверняка не умел говорить с кошками. Если бы он знал этот язык, льва не удивило бы то, что его знает и Чарли. Как же дрессировщик выучил это слово? Знал ли он, что это слово из львиного языка? Или, может, он просто слышал, как кто-то другой говорил так? Что бы там ни было, Чарли пришел к совершенно ошеломляющему выводу.
Он — не единственный человек, который умеет говорить с кошками. Кто-то еще владеет этой способностью. Или владел ею когда-то. Как ни странно, это заключение успокоило мальчика. Хорошо только, что Маккомо все же не знает языка животных. Чарли удовлетворенно улыбнулся и поднял глаза на арену.
Львы прыгали, резвились, играли — словом, наслаждались редкими минутами относительной свободы и независимости. Но мальчик с огорчением отмечал, что то и дело хищники замирали, словно не зная — как поступить дальше.
Маккомо подошел вплотную к сетке, вращая в руках хлыст из кожи носорога. Нет, он не бил животных, просто держал хлыст в руке — так, для солидности. В конце концов, он ведь укротитель. Чарли видел, что львы подчиняются не из страха. А почему же тогда?
Потом дрессировщик скользнул за сетку, на самую середину арены. Маккомо затеял со львами опасную игру. Он повернулся спиной к прайду, раскинул руки в стороны и издал громкий призывный клич. Львы выстроились в линию за спиной у Маккомо и по очереди стали прыгать ему на плечи, стараясь повалить на пол. Дрессировщик делал вид, что борется со свирепыми животными. На самом деле он ни капельки не страдал во время «боя». Львы прыгали с убранными когтями — должно быть, этому их тоже научил Маккомо. Если бы они нечаянно выпустили когти, несчастный укротитель вмиг был бы разорван на куски. Львы приземлялись человеку на плечи, изящно балансировали и спрыгивали на пол. Иногда им удавалось сбить дрессировщика с ног (впрочем, это тоже входило в его планы), и тогда Маккомо боролся с хищниками на полу. Чарли прекрасно понимал, насколько опасны подобные упражнения.
