Памяти Бориса Шергина
1
Играли в «чижика».
Оля спряталась за поленницей.
Вдруг сверху повеяло на неё холодком.
Разгорячённая бегом девочка желанно подставила лицо этому свежему ветерку и застыла в страхе. Облака над ней словно бы сошлись в виде простоволосой женщины с ребёнком. Как у живой, были вытянуты руки у этой женщины, и младенец на огромной высоте сидел в подоле без поддержки.
До того явственно всё было слеплено, что девочке даже стало страшно за ребёнка. Она прихлопнула рот ладошкой и увидела, как небесная плывунья повела рукой, будто успокаивая её; с перстов её рассеялся дождик, на лицо девочки брызнуло…
Оля выскочила из укрытия на мощёную улицу с криком:
– Глядите! Богородица!
Дети подняли головы. На их глазах женщину с ребёнком окутывало лимонным маревом, а тучи при этом разносило сразу во все стороны, словно ветер подул снизу.
Страх за младенца на высоте не отпускал Олю.
– Как бы не упал! – шептала она.
– Скажешь тоже! Чай, не с наёмной нянькой.
– Маленький Спас у неё.
– Глядите! Он тоже ручкой помахал!
– Летят прямо на солнце.
– Зажмурься, ослепнешь!
– Я между пальцев, в щёлочку..
Кроме детей, на улице не было ни души.
Булыжники под их ногами, спрыснутые небесной влагой, бугрились и сияли под солнцем, будто изнанка туч. Дети на этих каменных облаках казались оторванными от земли, тоже куда-то летящими…
После того, как видение растворилось в бездонной голубизне, они ещё долго оставались молчаливыми, подавленными непосильными размышлениями.
Игра разладилась.
Щепочка-«чижик» так и осталась лежать на доске нетронутой.
Молча, не сговариваясь, дети разошлись по домам.
2
Вечером в квартире Земелиных стучал маховик «Зингера». Мать шила. Оля сидела в «красном» углу под образами и плела венчик для куклы. Она то и дело раздвигала занавески и глядела в окошко. Мрак за окном был звёздный, августовский.
Зинаида Ивановна спросила:
– Что с окошка глаз не сводишь. Или ждёшь кого?
– Мама, а я сегодня Пречистую видела. И Спас у неё на коленях.
– В храм, что ли, наведывалась?
– Нет, мама. Она к нашему дому спустилась.
– Не мели давай несусветно.
– Она мне рукой помахала, мама!
– Олька! Или с головой у тебя что?
– Я её, мама, теперь век не забуду.
Мать протянула руку и потрогала у девочки лоб.
– А хоть и у Гали спроси. У Серёжи. Тебе всякий скажет. И Валя, и Миля, и Витя, и Юля!
Они долго и выжидательно глядели в глаза друг другу.
Озадаченная мать снова принялась строчить на машинке. Искоса незаметно посматривала на дочку. Тревожно стало на душе. Шитьё разладилось. Не говоря ни слова, она пошла к соседке.
Варвара Семёновна Киселёва в общей кухне готовила на керосинке.
– Варвара, ну-ко, не говорила ли чего твоя Юлька про Богородицу?
– И Юлька, и Серёжка – обои в один голос ерунду какую-то мололи. Матерь Божья на облаке! Прилетела, мол, поглядела, – и след простыл.
– Ой, нехорошо это, Варвара.
– Чего же нехорошего? Ежели бы чёрт с рогами…
– Не до смеха. Знак это, чует моё сердце. Пойду ещё к Ульяне схожу.
Она поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и, немного погодя, скорым шагом миновала кухню.
– К отцу Михаилу надо, – доложила она соседке.
3
Священник Воскресенского храма Михаил Иванович Попов жил в собственном доме через дорогу. Он сидел в своём кабинете при свечах и составлял текст молитвы к заутрене.
