На следующий день взрослая Ал спускалась по лестнице, чтобы навестить кого-нибудь из своих бывших одноклассников. Я еще не знала, к кому из подружек заглянуть в первую очередь, поэтому спускалась медленно, думая, с кого бы начать. Открыв дверь, ведущую из подъезда на улицу, я нос к носу, как когда-то, столкнулась с Пиратовной.
Вот это было да! Пиратовна смотрела на меня так, словно знает все. Взрослая Ал тут же ретировалась куда-то, предоставив перепуганной юной Ал вести переговоры с этой пренеприятнейшей особой.
— С приездом! — зло сказала Пиратовна.
— Здравствуйте, — ответила я как можно более вежливо.
— Как Ленинград? — поинтересовалась она, сверля меня взглядом.
— По-прежнему стоит на Неве, — пробовала я шутить.
Но Пиратовна сдвинула брови, показывая, что шутить она не намерена:
— А за тобой должок, девочка.
— Что? — Я все еще пыталась притворяться, но это всегда у меня получалось плохо, особенно без подготовки. А к разговору с Пиратовной, тем более в таком тоне, я, разумеется, готова не была.
— Где ваза? — спросила Пиратовна прямо.
— Я же вам все объяснила…
— И тогда я тебе поверила. Больше тебе скажу, я даже ничего не заподозрила. Но однажды меня разбудил гусиный гогот. Я встала посмотреть, кто устроил птичий двор в современном доме, и глазам своим не поверила: гусь расхаживал по твоему балкону. Тогда я начала присматриваться. Оказалось, что у вас живет молодой человек. Судя по национальности, не ваш родственник.
— Это папин приятель, — попыталась оправдываться я.
— Он на двадцать лет младше твоего папы, — поморщилась Пиратовна. — Еще скажи: фронтовой друг! А молодой человек тем временем таскает охапки цветов в ваш дом и продукты мешками.
— Ну и что? — Я пожала плечами.
— Тогда я специально пошла к твоей матери за солью, — продолжала Пиратовна. — И глазам своим не поверила: по стенам ковры висят, хлопок в вазочке, лаганы. А отец твой в чапане ходит.
— Просто подарки…
— Такие подарки похожи на приданое, — не унималась Пиратовна.
— Вы ерунду говорите. — Я попыталась проскользнуть на улицу, но она крепко взяла меня за руку и, заглядывая в глаза, спросила:
— А что за старик приезжал к вам на черной «Волге»?
Это было уже слишком. Я опустила глаза, Пиратовна добила меня:
— Ты думаешь, я не видела, кто сидел за рулем?
— Оставьте меня в покое, — тихо сказала я.
— Даже не мечтай! — пообещала Пиратовна. — Ты чужое взяла. Ты теперь моими привилегиями пользуешься.
— Ничего подобного! — вскинула я было взгляд: у Пиратовны из глаз сыпались желтые искры.
— Тебе вазу отдали…
— Нет у меня никакой вазы!
— …отдали вазу, — не обращая внимания на мои слова, продолжала она, — потому что ты отдала старику рекомендательное письмо. Я писала ему, что хочу получить вазу для своей дочери. Так что, дорогая, отдал он ее не тебе, а моей Венерочке. А ты ее присвоила. Знаешь, как это называется? Воровство! Ты ее украла, наглая девчонка! И если ты немедленно не вернешь то, что принадлежит мне по праву, я все расскажу твоим родителям!
Я молчала. Несмотря на то что я никогда не лезла за словом в карман, меня парализовали ее слова. Если в письме она действительно просила вазу для своей дочери и старик отдал ее именно для Венеры, выходит, я действительно вмешалась в чужую жизнь.
— Даю тебе два дня! — сказала Пиратовна. — Не вернешь вазу — приду к твоей матери и все ей расскажу!
Она развернулась и пошла прочь. А я направилась в сторону парка. Мне уже было не до подружек, хотелось побыть одной и подумать. Кто я? Действительно воровка, укравшая чужое счастье? Или я спасла Ола от вреднющих жены и тещи? Разумеется, мне хотелось видеть себя в роли спасительницы. Я так всегда и думала, пока не вернулась домой. Но теперь, когда на мою семью обрушился шквал счастливых совпадений как из рога изобилия, мой поступок перестал казаться мне бескорыстным.
«Но я ведь не знала, что так получится! Я понятия не имела, что кто-то отыщет меня в городе с населением в два миллиона человек! Мне ничего было не нужно. Ничего. Я хотела оставить вазу просто на память». А то, что ваза притянула не только воспоминания, но и благополучие, — это не моя вина. Но, как бы я ни убеждала себя, что бы ни думала, взрослая Ал считала Ал юную расчетливой эгоисткой. Ей хорошо, этой взрослой Ал. Она была равнодушной свидетельницей, тогда как другая Ал тихо таяла рядом с Олом, пока он возил ее по степи в машине. Другая Ал была влюблена. Но замуж ни одна из Ал по-прежнему не хотела.
Я решительно встала со скамеечки, где рассуждала о своей горемычной жизни, и направилась домой. Нельзя было допустить того, чтобы Пиратовна раскрыла моим родителям глаза на правду и лишила их того безмятежного состояния, в котором они теперь находились. Но и скрывать правду больше тоже нельзя. Нужно что-то предпринять.
Легче всего мне было бы объясниться с Зумой. Рассказать ей обо всем и вернуть вазу. Только вот как я посмотрю в ее чудесные добрые глаза? Хорошо, я оставлю ей письмо, а родители передадут. Так будет лучше. Я вбежала на четвертый этаж и позвонила в дверь. Мама открыла мне, удивилась, что я вернулась так скоро, и сказала, что у нее сейчас урок — ученик ждет. Освободится она через полчаса.
Полчаса я сидела как на иголках и, когда мама, проводив ученика, заглянула ко мне в комнату, тут же перешла к делу:
— А где папа?
— Он побежал часика на два в институт. Два его студента сегодня участвуют в олимпиаде, он хочет поболеть за них. Мы ведь думали, ты вернешься нескоро, друзья не отпустят. А ты что, никого не застала?
— Мам, пока нет папы, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
— Знаешь, Ал, пока нет папы, и мне нужно с тобой серьезно поговорить, — сказала мама, и я внутренне сжалась: неужели она все знает?
— Хорошо, — сказала я, — тогда начни ты.
Мама на минуточку замялась. Что-то ее явно смущало, но она все-таки решилась.
— Ты знаешь, когда Бахалим приехал с этими своими подарками, он ведь и тебе привез подарок.
«Ну вот, — подумала я, — привез, наверно, свадебный наряд и все ей рассказал».
— Только я отказалась брать его.
Господи, что же там такое?
— Ты знаешь, Ал, я действительно не взяла, — продолжала мама, заглядывая мне в глаза. — И он не настаивал. Только когда он уехал, я нашла этот подарок под подушкой в твоей комнате. Но я собираюсь вернуть его, Ал, обязательно вернуть. Одно дело — хлопковая коробочка, рис, баранина и совсем другое — это. Я даже папе ничего не сказала, чтобы он не волновался. Вот Бахалим приедет, и я все верну. Хочешь посмотреть?
— Угу.
