Слива уже отпадает в саду, Стали плоды ее реже теперь. Ах, для того, кто так ищет меня, Мига счастливей не будет, поверь. Сливы уже отпадают в саду, Их не осталось и трети одной. Ах, для того, кто так ищет меня, Время настало для встречи со мной. Сливы опали в саду у меня, Бережно их я в корзину кладу Тот, кто так ищет и любит меня, Пусть мне об этом скажет в саду.
После утоления чувств
В целом, конечно, женщина считалась существом второго сорта. Вспоминается сценка из китайского исторического фильма (впечатление он производил достоверное). Престарелый отец решает вправить мозги непутевому сыну — гуляке и выпивохе. Тот становится на корточки, задирает халат — и старик начинает потчевать его бамбуковой кашей. Присутствующая при этом невестка взывает к милосердию: «Отец, умоляю, простите его!» Наказуемый немедленно вскакивает и в ярости начинает хлестать жену по щекам: «Как ты смеешь, дрянь, встревать в мужские дела!» А старик-отец упрашивает его, неуверенно и даже немного заискивающе: «Сынок, не будь так строг с ней, она же всего лишь женщина».
На первые роли выходили только заслуженные матери семейств, жены «большаков», а тем более их вдовы. Только надо помнить еще и о том, что глава семьи, когда уже седина в бороде и бес в ребре, мог привести в дом наложницу и сделать полноправным наследником ее сына, а не кого-то из сыновей своей благоверной. Но как всегда и всюду, так и в Китае — хоть в древнем, хоть в каком: кому как повезет, кто как настоит на своем.
Но в одной сфере китайским женщинам с древнейших времен повезло, пожалуй, больше, чем представительницам прекрасного пола других национальностей — в сфере интимной жизни. Не будем слишком углубляться в этот заманчивый предмет, но отметим, что китайцы были убеждены в том, что правильно исполненный любовный акт не затуманивает разум, а позволяет приобщиться к предельно доступной человеку полноте космического бытия. Настоящий мужчина в любовной игре должен заботиться в первую очередь об удовольствии женщины, а не о своем. С чистой совестью он может испытать оргазм только после того, как четыре раза предоставил такую возможность своей подруге.
* * *
Мало что знача в этом управляемом мужчинами мире, женщины проникались его законами по большей части благодаря строгому воспитанию и строгим порядкам. Но если они попадали в нетрадиционную обстановку, и появлялась какая-то брешь для выплеска энергии — тут у многих разворачивались во всю ширь подавленные архетипы, очень изощренно ломая все нормативные рамки. Особенно это было характерно для царских, княжеских, ясновельможных и всяких прочих гаремов.
Ради того, чтобы занять положение главной (или любимой) жены — не говоря уже о статусе царицы (позднее — императрицы), чтобы сделать своего сына законным наследником в обход любого из его единокровных братьев — разыгрывались самые замысловатые интриги. В ход шли наветы, яд, кинжал, что угодно — соперница не могла рассчитывать на пощаду. Так же, как ее сыновья. Младшая жена или наложница, внушающая господину, что нынешний определенный им в наследники отпрыск только о том и помышляет, как бы его отравить — распространенный сюжет китайской литературы и театра.
И все это — наряду со скромно опущенными глазками, изысканными плавными движениями, грациозными танцами и проникновенными песнопениями. Красавиц можно было принять за небожительниц-фей.
Обитательницы китайских гаремов не были полными затворницами, как это было заведено впоследствии в мусульманских странах. Но надзор за ними был строжайший, и для этого все чаще привлекались евнухи. Сначала это были только бдительные стражи и соглядатаи, к которым, наряду с опаской и легкой брезгливостью, можно было испытывать и некоторую жалость. Но со временем мы увидим, каких фантастических высот власти, какой всеохватывающей широты влияния достигнут эти безбородые, тонкоголосые, склонные к полноте, раздражительные существа.
ВОСТОЧНОЕ ЧЖОУ — «ВЕСНЫ И ОСЕНИ» /ПЕРИОД ЧУНЬЦЮ/
Чуньцю — это и есть «Весны и осени». Так называется историческая хроника, составленная в V в. до н.э. в небольшом царстве Лу. К тому времени уцелевшие в междоусобной борьбе уделы превратились в самостоятельные царства (глав которых мы все-таки будем чаще называть князьями — из уважения к чжоускому вану). Сюань-ван совершенно верно оценил направление развития.
На первый взгляд — хроника провинциальная, и написанная с провинциальных позиций. Были и куда более удобные точки обзора общекитайской исторической действительности. Так что можно было бы найти более подходящее название для целой эпохи. Но именно эта хроника вошла в знаменитый канон литературных памятников, который должны были заучить назубок не только все шэньши — обладатели ученой степени, дающей право поступления на государственную чиновную службу, но и вообще все люди образованные. В Лу родился и провел значительную часть своей жизни величайший из всех китайцев — Кун-цзы, Учитель Кун, более известный нам как Конфуций. Это он и отредактировал хронику, и включил ее в канон — который часто называют конфуцианским. А еще — в давнее время удел Лу был пожалован хорошо нам знакомому Чжоу-гуну, и здесь свято хранились связанные с ним реликвии и предания о нем. Так что место вдвойне славное. Ну что ж — Чунь-цю, так Чуньцю.
Прежде чем перейти к изложению истории Восточного Чжоу, хочу призвать читателя к бдительности (нам не впервой). Дело в том, что мы будем говорить о таких государственных образованиях, как Ци, Цинь, Цзинь и других не менее звонких, не говоря уже об Чу и У Постарайтесь в них не путаться. Это особенность китайского языка: в нем очень много омонимов, по-одинаковому или сходно звучащих слов, обозначающих разные вещи и понятия. Есть провинции Шаньси и Хэнань, есть провинции Шэньси и Хунань. Китайцам проще, и образованным и неграмотным. Во-первых, трудноотличимым на наш слух названиям соответствуют несхожие иероглифы. Во-вторых, в китайской разговорной речи очень много значит тональность произнесения слов: скажешь что-то, сделав ударение посильнее — это обозначает одно, произнесешь те же звуки без нажима — слушателю не надо объяснять, что ты имеешь в виду совсем другое. И так — до четырех уровней. А нам просто надо быть повнимательнее.
