Теперь у нее дрогнул подбородок. Подобрав ноги, она, наконец, разняв руки, сложила их на коленях и стала похожа на перезревшую школьницу.
— Эшли, за что ты меня так ненавидишь?
— Ты уже спрашивала, Джун, — вежливо напомнила я. — И я уже объясняла тебе. По-моему, даже не один раз. Но если ты настаиваешь…
Она прервала меня:
— Не надо.
— А, ты вспомнила!
— Не надо, Эшли!
Я поморщилась от ее крика:
— Ладно, ладно, Джун! Успокойся. Ты же сама хотела повторения урока. Но раз ты отказываешься…
— Господи, Эшли, о чем мы вообще говорим?
— Ты что забыла? — Я остановила кресло, чтобы посмотреть ей в глаза.
Она потупилась:
— Перестань, Эшли…
Снова оттолкнувшись, я сказала:
— Ты все помнишь, Джун, правда? Ты помнишь, как задурила ему голову?
— Да нет никакого женатого парня!
Она вскочила со своего стула, опрокинув его, и решительно шагнула ко мне, как будто собиралась ударить. Но, конечно, даже не прикоснулась. Попробовала бы она тронуть меня…
Мне уже не хотелось скрывать своей злости, не хотелось веселиться.
— Ты — беспросветная дура, Джун! Я говорю о своем отце. О Джеффри Халсе, еще помнишь такого? Талантливого, умнейшего человека, перед которым ты вертела задом до тех пор, пока он не…
— Перестань! — вдруг завизжала она и затрясла перед моим лицом сжатыми кулаками.
Я ударила ее по руке, и она отскочила. По щекам ее текли слезы, в которые я, конечно, не верила.
— Это ты перестань, — попросила я, стараясь не потерять самообладания. — И подними стул, пока не растянулась сама. Может, ты забыла, но в доме посторонний. Ему совсем необязательно знать все подробности нашей прошлой счастливой жизни.
Растерев по лицу слезы, она посетовала:
— Какая же ты злая, Эшли!
— Зато ты — сама доброта. Сделай еще одно доброе дело: уезжай из Гринтауна. И чем дальше, тем лучше.
Нагнувшись за стулом, Джун посмотрела на меня снизу. Светлые кудряшки нависли на глаза, как у болонки. Глупой и злой.
— Может, и уеду, — сказала она. — Только не потому, что ты так просишь, так и запомни.
— Да как угодно, Джун. Только уезжай.
Теперь она опустилась на краешек дивана. Все время казалось, что Джун вот-вот бросится бежать.
— Так ты точно решила остаться? — спросила она с любопытством.
— Нет, — ответила я коротко.
— Тогда с чего же мне обязательно сматываться отсюда?
Я пожала плечами:
— Хочу напоследок облагодетельствовать этот городок. Очистить его от тебя.
Внутри меня было другое: «Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь встретилась с Дэвидом. Только не ты. Даже если у нас с ним не сложится. Ты — это то, чего я меньше всего желаю этому человеку».
Но Джун не следовало знать даже его имени. Достаточно было того, что однажды она каким-то образом узнала имя моего отца.
И в этот момент опять возник Том. Стоило мне подумать о Дэвиде, как Том снова вклинился между нами, вылез из кухни с абсолютно счастливой физиономией и сообщением о том, что завтрак готов.
Я с недоверием спросила:
— И что же это?
— Гренки с яйцом, — объявил он радостно.
— Опять яйца?
— Ты хотела… А чего ты хотела?
— Чего?
Ответом прозвучал телефонный звонок. Мы все вздрогнули так, будто в этот момент делили награбленное. Джин с испугом спросила:
— Кто это?
Из меня опять полезло ехидство:
— Тебе стоит поднять трубку, и ты узнаешь ответ на этот вопрос.
— Только недолго разговаривайте, — взмолился Том. — А то ведь все остынет.
— Холодные гренки — это ужасно, — откликнулась я, перекрикивая телефонные звонки.
Наконец поднявшись с дивана, Джун нервно одернула платье, которое было ей узковато в бедрах, и пошла к телефону. Мы с Томом проследили за ней молча. Я думала о Дэвиде, а Том о своих гренках.
— Алло? — протянула Джун, и брови ее поползли вверх. — Нет, это не Эшли. Да, она дома.
Выпрыгнув из кресла-качалки, я бросилась к телефону, на бегу выкрикивая:
— Отдай! Не смей разговаривать с ним!
Джун сунула мне трубку, но не отошла, и мне пришлось толкнуть ее в грудь.
— Отойди же! Нет, это не тебе, — добавила я, услышав вопросительный голос Дэвида. — Это тут… Ну, ты знаешь. Как ты узнал мой номер?
— Эшли, милая, с помощью компьютера можно найти любой, стоит только набрать имя. Но я не об этом хотел поговорить, — оборвал он сам себя.
Я торопливо заговорила:
— Слушай, только не сейчас, ладно? И не по телефону, если можно.
У него сразу померк голос:
— А что, он у вас на прослушке?
— Я не могу, понимаешь?
— Ладно, Эшли, как хочешь. Я только хотел сказать тебе, что прошлое не должно уничтожать будущее. У каждого из нас есть прошлое, у тебя тоже, но для меня оно будет что-то значить, только если ты захочешь этого. Сама захочешь. Например, твой отец всегда будет с нами, хоть я и не знал его…
Сзади раздался голос Тома:
— Эшли, там все остывает.
— Да пошел ты! — заорала я, не подумав закрыть трубку, и тут же мне в ухо впились частые гудки.
От ужаса я завопила на весь дом:
— О нет! Дэвид!
— Дэвид? — немедленно уцепилась Джун. — Кто такой этот Дэвид?
— Какое тебе-то дело?!
Я металась по комнате, не понимая того, что не должна была все еще оставаться здесь. И все натыкалась на Тома, который следил за мной с непонимающим и сочувствующим видом. В мыслях у меня мелькнуло, что, если он еще хоть раз скажет про гренки, я ударю его чем-нибудь тяжелым, например большой глиняной вазой, что стояла возле окна. И тут меня осенило.
— Пойдем со мной. — Я схватила Тома за руку.
Не заикнувшись о завтраке, он только спросил:
— Куда?
— Какая тебе разница? — рыкнула я. — Ты все равно ничего тут не знаешь.
Кое-что он, правда, успел узнать, но сейчас мне не хотелось даже думать о том, что именно Том проник на наше с отцом место.
Джун насмешливо крикнула мне вслед:
— А как же с домом? Ты же прямо сегодня собиралась выставить его на продажу.
— Я как раз и тороплюсь к риэлтеру! — не обернувшись, ответила я.
