– Женившись на идиотке… Сполосни приборы, прежде чем класть их в машину. Из нас она состарилась больше всех. Надо будет подарить твоей матери новую.
– Эрик женат? Кто тебе это сказал?
– Я видел их обоих у друзей Хлои.
– Он говорил с тобой?
– Два слова. Скорее, был смущен. Как и я.
– А что она?
– Замечательная! Блондинка с бедрами богини и телячьими глазами. Если я правильно понял, она поет в какой-то группе. Или танцует. Не знаю точно. Во всяком случае, на нее приятнее смотреть, чем слушать. Неудачный выбор!
– Какие дураки эти мужчины. Вас привлекает только одно: ляжки!
– Да, правда, они толкают нас на глупости. Если бы ты знала, как я сожалею, что ушел от вас.
– О, прошу тебя, без приступов раскаяния!
– Ты не веришь мне?
– Не слишком.
– У тебя ложное мнение о мужчинах. Впрочем, это наверняка моя вина! Конечно, мы не ангелы, но и не все совсем пропащие.
– То, как ты поступил с мамой, омерзительно.
– Да, это было нехорошо. Но я больше не мог. Не надо рубить сплеча: мы никогда не знаем, что происходит между супругами. Я. поступил нехорошо, признаю, но и твоя мать не была совсем уж не виновата. Вспомни ее угрюмость. И потом, мы немного устали друг от друга. И близость была уже не та…
– Папа, умоляю тебя, без подробностей…
– Это произошло после смерти моих мамы и папы. Тяжело потерять обоих родителей за пять месяцев. Следующим в списке оказывался я. Это нанесло мне страшный удар. Я уже видел себя старым, приговоренным. И я почувствовал неодолимую потребность урвать от жизни все, что только можно, доказать себе, что я еще па что-то гожусь. Я ненавидел свое толстое пузо, свой лысый череп. Как женщина в менопаузе. Увидишь, в свое время ты тоже спросишь себя: «Никогда больше?» Ты отказываешься в это верить, ставишь перед собой цели: бегом подняться по лестнице, провести бессонную ночь, закадрить хорошенькую девчонку. Не смотри на меня такими глазами, это естественно. Кароль!.. Еще двадцать лет, и ты поймешь своего старого отца. Я был в таком состоянии, когда ты привела к нам в дом Селин. И тут я почувствовал, что, несмотря на свое брюхо и седые волосы, я ей понравился. И я не смог устоять. Это тоже идиотизм. Мне захотелось чего-то свеженького, а оно вот, передо мною, кожа как персик, глаза – чернички, и две чудесные дыньки на груди…
– Пощади, не расписывай мне прелести Селин. Тем более что с тех пор они здорово перезрели. Главное, что меня поражало в ней, это предельная глупость ее суждений.
– Невероятно! Даже меня это очень быстро обескуражило. Но я умолил твою мать позволить мне это маленькое увлечение. Ведь оно не представляло для нее угрозы. Увы, Селин познакомила меня с Хлоей и вот тут-то я и попался на крючок.
– Это правда, что Хлоя очень темпераментная?
– Да, но разве это стоило того?! Летисия была совсем малышка, когда я ушел из дома. А сейчас, как накрасится, ну просто взрослая женщина. Я пропустил это перевоплощение. Да если бы только это! Я пренебрег ею, говорю это искренне. Я пренебрег своим отцовским долгом, я предоставил твоей матери самой выкручиваться, чтобы помочь девочке пережить эти нелегкие годы. Я не выполнил свою работу. Из эгоизма.
Король: Пострадала не только Летисия. А Анн со своим скоропалительным замужеством?!
– …Мне было трудно разговаривать с Летисией, мне казалось, она говорит со мной, как с дедом, а ведь я тогда еще чувствовал себя достаточно молодым, чтобы снова стать отцом. Теперь могу сказать тебе, что я жестоко наказан. Потому что в конце концов я услышал о своей немощности истинную правду, в которой я ни разу не осмелился признаться самому себе. Хлоя отложила конец на пять лет, и вот недавно я одним махом постарел на двадцать.
– Печальная статистика. И теперь ты чувствуешь себя готовым к старости?
– Я чувствую себя готовым жить, не обманывая себя.
Король: Я не верю ему. Он переходит от одной роли к другой с такой озадачивающей легкостью, но в роли мудрого отца он убедительным не выглядит. Он только обманывает самого себя. И еще…
– …Но куда идти? Для кого жить? Мое место здесь, оно свободно, а я, однако, не имею права занять его. Брижитт больше не желает меня.
Пьер: И Хлоя тоже. Какое идиотство, эта жизнь!
– Ты не знаешь, Эрик по-прежнему работает в музее комиксов?
ПОСЛЕДНЯЯ БУЛОЧКА С ВИШНЕЙ И РЕВЕНЕМ?
– Как всегда, мсье Пеншо?
– Мне – да. А тебе, Брижитт?
– Как всегда, Перрин.
– Сейчас все принесу.
– Ты сердишься на меня за вчерашний вечер?
– За то время, что мы сидим за столиком, ты уже третий раз спрашиваешь меня об этом!
– Извини. Это получилось некстати.
Брижитт: Как у меня болит спина! Я измотана. Я устала от такой жизни.
– Ты какой-то мрачный, Альбер. Ничего мне не рассказываешь…
– Скажи уж сразу, мол, я на тебя безумно сердит!
Брижитт: Я совсем без сил, у меня единственное желание – пойти и лечь спать. Мне такого труда стоило выбраться, чтобы встретиться с ним, и вот – черт возьми! – да, он на меня сердится!
– Да нет, конечно. Но я же прекрасно вижу, что ты раздосадован. Та жизнь, что я могу предложить тебе, не легкая, я знаю. Для меня это тоже испытание. Пьер для меня словно какой-нибудь случайный назойливый знакомый, но как его выдворить, я не знаю, потому что у него есть в семье поклонницы.
– «Случайный знакомый»! Хорошо сказано! Интересно, как ты скажешь обо мне лет через десять? «Альбер Пеншо? Ах да, случайное знакомство. Мы как-то встретились, зимой. Что-то припоминаю…»
– Ты невыносим!
Альбер: Более точно было бы сказать, что я в бешенстве. Удивляюсь, неужели она этого не замечает? Сегодня она очень странная. Вчера отменила встречу, а сегодня, еще хуже, она просто отсутствует.
– Брижитт, послушай меня, может быть, лучше мы остановимся на этом?
Брижитт: Значит, вот что! Я должна была бы догадаться об этом. Но он прав, я зашла слишком далеко. Я хотела услужить всем, и я проиграла.
– Ты думаешь?
Альбер: Нет, я так не думаю. Я тебя провоцировал, дурашка. А ты, все, что ты нашла в ответ, это: «Ты думаешь?» Ты меня пугаешь.
– Спасибо, Перрин. Погодите, мы еще немного посидим.
Брижитт: Это невозможно! Неужели сегодня последняя булочка за этим столиком с Альбером? И почему мысль об этом больше не причиняет мне боли?
Альбер: Что она ищет в своей сумке? Хочет хлестнуть меня по физиономии платком? По крайней мере я, скорее, предпочел бы это, чем ее явное спокойствие.
