Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Жюли запрокинула голову к небу и, закрыв глаза, наслаждалась прохладой воздуха; прошла минута-другая, и она почувствовала себя немного лучше. Она медленно открыла глаза и посмотрела на звезды. Здесь, посреди моря, с того места, где стояла она, им просто не было числа. Из кухонного окна их дома в Гавре «Париж» казался громадиной, но здесь, посреди бескрайнего черного океана, под бескрайним звездным небом, он казался маленьким и, пожалуй, уязвимым.
Заглядевшись на Млечный Путь, Жюли снова вспомнила Лоика. Ее старшие братья, Жан-Франсуа, Эмиль и Дидье, были старше ее лет на восемь-двенадцать, и после того как они пошли работать, казались ей не столько братьями, сколько постояльцами: они то уходили, то приходили, а приходили часто только к обеду, изредка шутили, но чаще бывали усталыми и безразличными, и их ничуть не интересовали детские проделки. Лоик же казался ей почти близнецом. Поскольку разница в возрасте у них была всего тринадцать месяцев, и родители, и братья не называли их иначе как «малыши». К ним почти никогда не обращались по именам, и вообще не обращались отдельно – их вместе бранили, им вместе отдавали приказания и их воспринимали как одно целое.
Когда в 1914 году три старших брата записались в армию, они сфотографировались втроем в новой форме. Эта фотография со временем истончилась от беспрестанного поглаживания и покрылась пятнами от слез. На снимке они стояли плечом к плечу – Эмиль, самый высокий, посредине, – у всех одинаковые усы, на всех одинаковые, небрежно надетые новенькие фуражки. И хотя фотография была в коричневых тонах, Жюли до сих пор не забыла их ярко-красных брюк и светло-голубых облегающих фигуру мундиров. Прежде она видела своих братьев только в грязных рабочих комбинезонах или дешевых костюмах на выход, а теперь, когда эти трое облачились в военную форму, Жюли подумала о том, что никогда в жизни они не выглядели такими достойными и привлекательными.
Высовываясь из окна поезда – каждый в своем полку, – они бряцали оружием и восторженно улыбались толпе, кричавшей: «На Берлин!» Местные уже считали их героями. А стоявшие на платформе родители сияли от гордости.
Всякий раз, когда один из старших братьев погибал на фронте, в Жюли умирала частица ее самой. В рыбной лавке или в булочной на нее вдруг накатывали теплые детские воспоминания – рассказанные ими истории, катания на лошадях, любительские фокусы, и она, не обращая внимания на жалостливые взгляды продавцов, начинала молча плакать. Но в то время как Жюли скорбела, ее родители, полностью погрузившись в собственную скорбь, отстранились от младших детей и с каждой новой официальной повесткой уходили все глубже и глубже в себя. Они стали молчаливы и холодны – пустой оболочкой прежних родителей – и Жюли почти не замечали. А потом, когда Лоику исполнилось семнадцать, он объявил, что тоже идет на войну.
– Здравствуйте, Жюли Верне!
Она испуганно обернулась: кто это ее окликнул? И кто здесь знает, как ее зовут? Неужели ей сейчас достанется за то, что она вышла ночью на палубу? И разрешено ли ей на борту носить повседневную одежду? Из темноты показался высокий крупный мужчина, и Жюли тут же признала в нем того самого русского, с которым она познакомилась, когда лайнер еще стоял в порту, – того самого человека, чью шляпу она так ловко поймала.
– Вы Николай, верно? – с облегчением рассмеявшись, сказала Жюли. – Вы меня напугали. Я уже подумала: сейчас мне достанется за то, что я вышла на палубу!
– Когда я поблизости, бояться вам нечего, – подмигнув, ответил Николай.
Он встал возле нее и устремил взгляд на сиявшие в безоблачном небе звезды. Рядом с этим человеком Жюли казалась себе маленьким ребенком. Его массивные по сравнению с ее крохотными руками пальцы теперь небрежно отбивали ритм регтайма. Повыше запястья у него была синяя татуировка – пять-шесть перекрещенных линий. Жюли пыталась понять, что она значит. Тайный символ, какой-то инструмент или перевернутый крест? У нее вдруг промелькнула мысль, что эта татуировка имеет отношение к войне, что Николай сражался на фронте и ему посчастливилось остаться в живых.
К уцелевшим на войне мужчинам Жюли нередко испытывала неприязнь. Она знала, что такое отношение к ним нелепо, и тем не менее ее не оставляла в покое мысль: как так могло случиться, что ее братья погибли, а эти люди уцелели? Однако сегодня она порадовалась, что этому дружелюбному человеку удалось остаться в живых. Жюли отвела взгляд от его руки и снова посмотрела на звезды.
– Я люблю приходить на палубу ночью. Здесь так тихо и красиво. – Николай обернулся к ней, и хотя он ее не касался, в ночной прохладе она ощущала исходившее от него тепло. – И я очень рад, что вы тоже сюда пришли. Я так надеялся вас снова увидеть.
– Да, пришла, – смущенно потупившись, отвечала Жюли и замолчала, обдумывая, о чем бы еще с ним поговорить. – А как сегодня было в машинном отделении?
– Жарко! – рассмеялся Николай. – И шумно. А как прошел ваш первый день на работе?
– Боюсь, не слишком хорошо, – вздохнула Жюли. – Весь день мучилась от морской болезни.
Сказав это, Жюли тут же пожалела о признании. Милая картинка! Она, вся зеленая, стоит, склонившись над унитазом. Однако Николай, похоже, был искренне озабочен.
– Ай, ай, ай, – пробормотал он. – Очень жаль. Впервые в море?
– Да, у меня, как и у «Парижа», это первое путешествие. – Жюли улыбнулась и, набравшись храбрости, посмотрела Николаю в глаза.
Он с высоты своего роста ей улыбнулся, а затем облокотился на перила, и их руки соприкоснулись.
– Послушайте, у меня с собой на случай качки есть имбирный чай, – тихо, придавая их беседе некую интимность, сообщил Николай. – Он на самом деле помогает. И я с удовольствием с вами поделюсь.
– Спасибо, – ответила Жюли. – Это просто замечательно! Я так надеялась на чудодейственное средство.
– Вы, наверное, абсолютно непривычны к морским условиям. Откуда вы родом? Из Эльзаса? Оверня?
– Нет, совсем из других краев. Вы были в моем городе сегодня утром. Я из Гавра. А вы? – Жюли тайком пригладила волосы. – Откуда вы, Николай, родом?
– Из Санкт-Петербурга. Теперь его называют Петроградом. Но моя семья уехала оттуда в семнадцатом году, после революции. Мы в конечном счете поселились в Париже.
– Уехать из России во время войны, наверное, было нелегко, – тихо проговорила Жюли.
Они продолжали стоять, молча глядя на воду, и от его руки по-прежнему веяло теплом. «Интересно, о чем он сейчас думает? – размышляла Жюли. – Неужели он находит меня привлекательной? Его не смущает моя родинка? Хорошо, что он стоит слева».
– Слышите музыку? – отвлекая ее от мыслей, заговорил Николай; и действительно из бального зала теперь доносились звуки вальса. – В России постоянно звучала музыка… Мы пели везде… в приютах для бедных, в тюрьме, даже на войне!
Николай грустно улыбнулся, повернулся к Жюли и посмотрел ей в глаза.
– Знаете, у вас музыкальная красота, – тихо произнес он. – Вы такая маленькая, такая хрупкая… И все же вы пленили меня, словно мелодия, которая не переставая звучит у меня в голове.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
