Валера, как ни в чем не бывало после своего нестандартного появления произнес:
– О, привет! Не спите?
Выглянувшая из-за спины мужа Ирина шумно возмутилась:
– Валера, опять? С ума сошел? Третий этаж!
– Да нормально, – пожав плечами, отмахнулся Валерка.
Зинченко, стараясь сдерживаться и не повышать голос, произнес:
– Я тебе сколько раз говорил – в доме есть дверь. Хватит через форточки лазить, акробат. Свалишься с балкона – кто кости собирать будет?
– «Скорая», – беспечно ответил Валерка, принимаясь переодеваться.
– Угу, очень смешно. Вот загремишь в полицию, я тебя оттуда вытаскивать не буду, – пригрозил отец.
– Ага, – бросил Валерка, и было видно, что его совершенно не интересует возникший разговор.
Он снял футболку, обнажив на мускулистом теле несколько татуировок, выполненных вполне искусно. Леониду Саввичу показалось, что их стало еще больше – прямо как сыпи во время ветряной оспы.
– А это новые, что ли? – сдвинув брови, поинтересовался он. – Что, в тюрьму собрался?
Валера, явно не собиравшийся поддерживать диалог, демонстративно вздохнул, снял ботинки и начал расстилать кровать, собираясь ложиться.
Отец, желая оставить последнее слово за собой, раздраженно сказал:
– Давай еще курить начнешь, пить?
– Я не пью и не курю. Я стрэйтэйджер.
– Кто-о-о??? – со скепсисом в голосе протянул отец.
– Спасибо, что наконец поинтересовался, – усмехнулся Валера, забросив руки на перекладину под потолком и начав подтягиваться. Делал он это умело и ритмично, налитые мышцы так и ходили волнами вверх-вниз по его телу.
Зинченко невольно залюбовался сыном. Эх, к такому телу еще б мозги!
– А что у тебя с английским? – поинтересовался заодно.
– Крепкая мужская дружба, – не прекращая своих упражнений, ответил Валера.
Это был уже хороший повод, чтобы зацепиться и попытаться продолжить беседу. Леонид Саввич прикрикнул:
– Ты мне похами еще! Вот куда ты будешь поступать?
– Не знаю пока. Но уж точно не в летное!
– А чем тебе летное не подходит? – ревниво спросил отец.
– Чтобы потом, как ты, туда-сюда? Как таксист? – насмешливо сказал сын.
– Что? – Зинченко-старший не ожидал подобного ответа, сочтя его чуть ли не святотатственным.
Валера закончил подтягиваться и спрыгнул с перекладины.
– Слушайте, можно я посплю, а? – сощурился он.
Ирина похлопала мужа сзади по спине, махнула рукой – мол, ладно тебе, пусть спит мальчишка. Раздраженный Зинченко вышел из комнаты и, остановившись подле двери, с искренним недоумением воскликнул:
– Ну вот как с ним нормально разговаривать?
– А ты пытался? – донеслось из комнаты сына, а следом раздался звук закрываемого замка.
Это доконало Зинченко, который и так был уже на взводе. Он снова прошел к комнате, толкнул дверь, но та была уже заперта. Чувствуя свое бессилие и злясь от этого еще сильнее, он крикнул:
– Я тебе запрещаю запирать дверь! Ты слышишь?
С досады он саданул кулаком по двери и едва удержался на ногах – она распахнулась, отпертая Валерой.
– Да я-то слышу, – зло отозвался сын.
С минуту они сверлили друг друга взглядами, ни один не собираясь уступать другому. Наконец Валера резко повернулся, вернулся на кровать и зарылся в одеяло с головой.
Налицо был классический конфликт поколений, столкновение двух позиций – с разными взглядами, мыслями, жизненными установками, целями и ценностями. Но Зинченко-старшему, привыкшему ко всему подходить с единожды и навечно устоявшимися незыблемыми правилами и мерить единственной рулеткой любой размер и фасон, это было невдомек. Сейчас он ощущал лишь, что между ним и сыном неукротимо разрастается пропасть…
Ирина подошла сзади, тихонько тронула за рукав:
– Леня, ты бы нашел с работы кого. У вас же там есть те, кто английский хорошо знает? Может, кто с ним справится.
Леонид Саввич, ничего не ответив, вышел из комнаты. О чем с ней говорить, если она даже не понимает сути происходящего? Он пытается поставить сына на место, приучить раз и навсегда к заведенному в этих стенах порядку – а она про английский!
Нет, никто, решительно никто не понимал Леонида Саввича в родном доме, и он с грустью и тоской ощущал, как этот дом становится для него все более далеким и чужим…
Однако, немного поостыв, Зинченко все-таки согласился внутренне с тем, что сыну нужен наставник в английском.
Куда сейчас без иностранного? Сам Леонид Саввич знал его плохо, со скрипом: картаво-шепелявый, труднопроизносимый гнусавый язык не давался ему, и Зинченко за годы службы добился лишь того, что выучил несколько расхожих фраз, достаточных для общения с пассажирами. Для того, что сверх, были бортпроводники, отлично подкованные в английском.
Но обратиться Зинченко решил не к ним, а к симпатичной жене пилота Синицына Елене Михайловне. Леночка, как он ее называл, была покладистой, доброжелательной и к нему, Зинченко, относилась с почтением – почти таким, как ее супруг, для которого Леонид Саввич был кем-то вроде эталона пилотажа, и он все наматывал рейс за рейсом, пытаясь догнать и перегнать его, как некогда СССР Америку.
Вот ее-то, Леночку, и искал Зинченко, придя на следующий день на службу. Пройдясь для начала по служебным помещениям, он уловил какой-то шум, доносившийся из кабины тренажера, хотя в это время там никого не должно было быть. Озадаченный Зинченко подошел к двери. Открыв ее, он увидел стажера Гущина, сидевшего за штурвалом.
Взглянув на включенный экран, Зинченко увидел возникающую в тумане взлетную полосу. В ужасающих метеоусловиях на нее медленно опускался самолет, которым управлял Гущин.
Зинченко беззвучно усмехнулся уголком рта. Все ясно. Стажеру не дает покоя его поражение, и он пытается запоздало взять реванш. Зря. Пустая трата времени – ничего у него не выйдет. Тут нужны опыт и сноровка, а у этого выскочки – один гонор. Правда, не без способностей парень, надо признать, но все же…
Зинченко хотел уже выключить прибор, но помедлил. Интересно было посмотреть, как этот стажер снова разобьется всмятку. Прислонившись к стене, Леонид Саввич стал наблюдать.
Лицо Гущина перекосилось до неузнаваемости от неимоверного напряжения, он изо всех сил тянул рычаг на себя, стремясь успеть затормозить. Зинченко мысленно считал секунды до катастрофы – семь, шесть, пять…
Воображаемая полоса вдруг подтянулась к кабине, будто та всосала ее внутрь. Касание!
Зинченко оторвался от стены. Так, вот сейчас самолет врежется в стену, через полсекунды, ну!
