Больше ничто не тревожило друзей. Прошло еще немного времени, и лося снова охватила дремота.
Одинец опустил веки. По всему его телу под кожей прошла длинная, медленная судорога. Зверь спал.
Через минуту он шумно вздохнул – и вдруг порывисто задергал, забрыкал ногами – совсем как теленок, выскочивший на веселый луг.
Чутко спал на своем суку глухарь.
Эти два бородатых старика, зверь и птица, как нельзя лучше подходили друг другу – оба осколки древних-древних родов животных, существовавших еще в то отдаленное время, когда по нашей земле бродили мамонты.
Старому лосю снился сон.
Кто знает, какие сны снятся зверям? Быть может, они видят во сне веселые дни своего детства?
…Лосиха-мать вывела своих телят на лесную поляну. Тут было где размять молодые ноги.
Оба лосенка поскакали по ровной весенней траве, дали круг, встретились, разминулись и пошли кружить по зеленой поляне, каждый со своими выкрутасами.
Когда это им надоело, они принялись играть в перевертыши.
Игра состояла в том, чтобы ловко подскочить к противнику сбоку, сунуть ему под пузо морду и, мотнув головой снизу вверх, неожиданно опрокинуть на землю.
Доставалось, конечно, больше младшему. Он был почти на сутки моложе брата, а это большая разница в том возрасте, когда вам всего неделя от роду.
Старший то и дело кувыркал его на землю, и малыш, барахтаясь в траве, смешно дрыгал в воздухе тонкими, как сучочки, ногами. Не успевал он встать, как опять уже кубарем летел в траву.
Лосята готовы были часами без передышки играть в перевертыши. Лосиха-мать спокойно глядела на их забавы.
Она нежно любила своих сыновей. Она совсем не замечала, какие оба они смешные – тупоморденькие телята-губошлепы с большими головами, точно по ошибке приставленными к куцым тельцам на высочайших тонких ногах. Тельца их были покрыты мягким рыжеватым пухом.
Лосиха подошла к младшему и шершавым ласковым языком стала нежно облизывать его с головы до пят.
Но малыш был против таких нежностей. Он шмыгнул у матери между ног и принялся жадно сосать, тыкаясь губастой мордочкой в ее теплый живот.
Старший сейчас же присоединился к нему.
Вдруг лосиха громко фыркнула, рванулась и быстро пошла в лес. Коротким, тревожным мычанием она звала за собой детей.
Лосята кинулись за ней. Вбежав в лес, старший ловко перескочил через толстый ствол поваленного бурей дерева и очутился рядом с матерью. Младший прыгнул вслед за ним, но копытцами передних ног он задел за дерево, больно ударился об него – и скатился на землю.
Лосиха сейчас же вернулась к нему.
Сзади страшно щелкнули волчьи зубы, но волк не решался напасть на теленка при матери.
Серый враг хорошо знал, как опасно приближаться к старой лосихе: у нее хоть нет рогов, зато копыта острей, чем у лося-быка.
Лосята росли быстро. Через месяц они совсем окрепли и научились уже глодать таловые и осиновые веточки, хоть и продолжали еще сосать мать.
В конце лета мать привела их в стадо.
Они живо перезнакомились с двумя другими маленькими лосятами и валюном – перегодовалым молодым лосем.
Младший лосенок отличался особенно веселым и бойким нравом. Он сейчас же кувырнул одного за другим обоих чужих лосят и непременно стал бы у них предводителем, если б не его старший брат. Пока лосята ходили с лосихами, его старший брат был у них коноводом во всех играх, потому что он был самый сильный.
Осенью обе лосихи куда-то вдруг исчезли. Водить и стеречь маленьких лосят остался старший валюн.
Он не умел так хорошо беречь малышей, и однажды большая серая рысь, неожиданно спрыгнув с дерева, переломала хребет одному из чужих лосят.
Лосихи вернулись через месяц, а скоро к ним присоединился и старый лось-бык.
И тогда опять все пошло на лад. Лось был строгий, слушаться его надо было сразу, с первого знака. Зато при нем никто не смел тронуть стада. И он не мешал играм веселых лосят.
Стадо переходило с места на место, все дальше подвигаясь на восход. Только когда выпадали глубокие снега и ходить становилось трудно, оно неделями простаивало в высоких осинниках.
Но и здесь пищи хватало: лоси грызли вкусную горьковатую кору деревьев и обламывали ветви.
За спиной у старших младшему лосенку жилось беспечно. Только и было дела у него, что есть, да расти, да играть, да слушаться лося-быка.
Через год его уже было не узнать. Он стал крупным зверем. Морда его сильно удлинилась, вся фигура стала стройной. Из опупков-шишечек на лбу выросли острые, загнутые вперед и кверху рожки-спицы.
Следующей осенью он стал сам предводителем маленького стада прибылых лосят на то время, пока пропадали куда-то лосихи. Он ведь был уже валюном.
Детство кончилось.
* * *
Захлопал крыльями глухарь, срываясь с ветки.
Одинец проснулся.
Солнце уже клонилось к вечеру. В животе урчало: пора на жировку.
Одинец поднялся с лежки.
Глава шестая
Один в лесу
– Выкинь ты из головы Одинца убить, – сказал Ларивон, выслушав рассказ о злоключениях охотника. – Упреждал ведь тебя, каков зверь. Не то что псам – и человеку не спустит. Есть тут у нас еще лосенок – один ходит. Не та стать, слов нет, а все ж таки отростков о трех рога будут. Я тебе и место покажу.
– Ты отговаривать меня брось, дядя! – сердито краснея, сказал охотник. – Скажи лучше, как мне его теперь без собак найти?
– Наше дело – сторона, – равнодушно согласился крестьянин. – Только ты трудное задумал. Не сдогадаюсь, что тебе и присоветовать теперь.
Ларивон задумался, попыхивая короткой носогрейкой.
– Разве вот чего еще попытать? Удача будет – вплотную зверь подойдет. Караулить только терпенье надо.
– Терпенья хватит у меня, не беспокойся, – быстро отозвался охотник. – Что надумал?
– Место есть одно в помещичьем лесу – летом ребята в шалаше там жили. Одинца они солью к себе приманивали. Он, слышь, по сю пору на то место ходит – привычен стал.
– А что же они его не убили? – удивился охотник.
– Уж такие были ребята. Даром что с городу – всякую даже насекомую уважали. Птицу, зверя тоже с разбором стреляли, которых и вовсе не трогали.
Охотник почувствовал скрытый упрек себе в словах крестьянина. Это задело его.
– Просто, значит, струсили, – презрительно сказал он, передернув плечами.
Об охоте на искусственных солончаках охотнику приходилось слышать и раньше. В Сибири так бьют маралов. Падкие до соли, олени выгрызают в земле ямы, и туда снова и снова охотники наливают густой раствор поваренной соли.
