Книга В преддверии глобальной катастрофы - Елена Мищенко

Позвольте, – скажет нам удивленный и любознательный читатель, – уж не собираетесь ли вы вместо хроник лысого архитектора предложить нам лекцию по теории золотого сечения? И какое отношение имеет золотая пропорция к нашему герою?

Дорогой читатель, мы приносим вам свои извинения. Лекций мы, конечно же, читать не будем – не пугайтесь. А золотое сечение имеет самое непосредственное отношение к нашему Лысому. «Во-первых, это красиво», – как сказала одна бабушка, когда ее спросили, для чего евреи делают обрезание. Золотая пропорция считается символом красоты. Во-вторых, наш герой любит эту область знаний и даже написал книгу на эту тему, которую опубликовал в издательстве «Будiвельник», несмотря на конфликты по этому вопросу с главным редактором.

– Ты зачем голых баб рисуешь? Ах, чтобы показать пропорции! Так нарисуй одетого мужика и показывай на нем все, что хочешь, хоть золотое сечение, хоть серебряное.

– А что это у тебя за инвалид нарисован с клешней вместо руки? Ах, это рисунок Корбюзье! А ты возьми да исправь. Это он может там заниматься абстракционизмом, а ты советский архитектор.

– А что это у тебя за циркуль такой покареженный? Ах, это Помпейский циркуль. Что? Ему уже две тысячи лет? Ну за это время можно было бы и подправить. Подровняй рисунок.

И, наконец, в-третьих… Впрочем в-третьих это и есть самое серьезное.

Любой эмигрант, каким бы он ни был способным и уверенным в себе человеком, приезжая в другую страну, начинает понимать насколько круто изменилась его жизнь. Какие бы ни происходили крупные события в жизни человека, эмиграция, и только эмиграция делит жизнь человека четко на две части. Эти части бывают самыми разнообразными по времени. Они бывают равными и неравными. Легче всего дается эмиграция человеку средних лет, который приехал уже с готовым образованием и специальностью. Ему нужно «взять язык» и подтвердить свою специальность. Тяжелее приходится молодому человеку приехавшему в более юном возрасте. Ему нужно «взять язык», получить образование и специальность. Наш герой относится к третьей категории эмигрантов, приехавших в очень солидном возрасте. Но причем тут золотое сечение? Предоставим слово нашему герою.

Когда меня спрашивают, как мне живется в Филадельфии, я отвечаю, что хорошо, грех жаловаться. Но меня самого заинтересовала мысль, в каком соотношении я поделил свою жизнь. Продолжительность нашего бытия одному только Б-гу известна. Я решил условно взять максимально возможную продолжительность жизни архитектора. Примером послужили мне мой любимый зодчий Кендзо Танге и блестящий советский теоретик архитектуры Жолтовский – 92 года (кому не хочется быть долгожителем?) Я посчитал от этой цифры золотую пропорцию. Она показала цифру 57. В 57 лет я как раз начал оформлять выездные документы на ПМЖ (постоянное место жительства), или, как говорят американцы, – live for good в США. Вы скажете – совпадение. Конечно, совпадение. Вы скажете – случайность. Конечно, случайность. Но когда получается такая случайность – это уже интересно.

Недаром я столько лет увлекался золотым сечением. Оно и тут меня достало. В свое время я обратил внимание, что крупным архитекторам не хватает пропорций одного только золота. Жолтовский придумал функцию Жолтовского, Ле Корбюзье придумал красный и синий ряд модулора. Когда я просчитал и ту и другую величину, я пришел к выводу, что они идентичны, несмотря на то, что Корбюзье сидел за железным занавесом и его разработки недоступны были Жолтовскому, а Работы Жолтовского не публиковались на французском, так что позаимствовать друг у друга эти числа они не могли.

Ле Корбюзье считал, что применение одних только красивых пропорций недостаточно. У античных греков боги имели человеческую внешность, правда по вопросам роста богов были разночтения. Большинство верующих греков из уважения к богам считали, что их рост значительно выше человеческого. Поэтому в греческих храмах при входах делалась лестница из обычных ступеней (высотой 15 см) для людей и с огромными ступенями – для богов. В наши же времена все сооружения, несмотря на их назначение (и жилые дома, и общественные здания и храмы), создаются для людей. Поэтому Ле Корбюзье объединил золотые пропорции с человеческими габаритами.

Так появился его знаменитый «Модулор». Его символизировала человеческая фигура, да, да, тот самый «инвалид с клешней», который так не понравился нашему главному редактору. У меня в кабинете среди инструментов висит треугольник, на который нанесены красная и голубая шкала Модулора и инвалид с клешней, а на стене на пурпурном шнуре висит керамическая эмблема Модулора с коренастой символической фигурой, выполненная знаменитой художницей Людмилой Мешковой, о которой мы рассказали в главе о Софийском заповеднике.

Корбюзье провел блестящее исследование и написал капитальный труд – двухтомник «Модулор», за который Французская Академия наук присвоила ему звание доктора философии математики. Тем не менее для точного вычисления чертежа Модулора он пригласил крупного математика Р. Татона, который прислал ему все расчеты, связанные с чертежом архитектора. Корбюзье пишет: «Математик говорит: ваши исходные квадраты не являются квадратами; одна из сторон больше другой на шесть тысячных… В философии эти шесть тысячных имеют исключительно важное значение; повеяло свежим воздухом – это сама жизнь».

Я тут же вспомнил беседу с блестящим архитектором Константином Степановичем Мельниковым и произнесенный им афоризм:

– Напрасно, молодой человек, вы уделяете столько внимания математике. Все науки, связанные с прикладной математикой, крайне неопределенные и поверхностные, а архитектура – наука точная.

Как совпали их неординарные воззрения, несмотря на полное расхождение в творческих принципах. Мельников крайне недружелюбно относился к творчеству Корбюзье.

Когда Ле Корбюзье закончил свой финальный рисунок к Модулору, он написал под ним: «Этим рисунком, подтверждающим первоначальную гипотезу, я завершаю свое исследование Модулора. Могу только добавить: «здесь играют Боги, а я наблюдаю за этой игрой, благоразумно стоя в стороне от этого сада чудес».

Давайте же и мы, дорогой читатель, вместе с великим Маэстро тихонько отойдем в сторону от этого сада чудес, покинем эту удивительную область формообразования в природе и человеческом познании, потому что здесь все далеко не так просто, потому что здесь, действительно, играют Боги, и нам эти игры пока недоступны. Давайте тихонько покинем этот сад чудес, вернемся к нашему лысому архитектору и послушаем его рассказы о временах дальних и не очень, о забавах молодости и тяготах эмиграции, о жизненных колизиях и творческих порывах. Go ahead, Reader! (Вперед, читатель!)…