Продавщица кивнула:
– Понимаю.
Она выяснила наши размеры и начала показывать платье за платьем, а мама охала и ахала над ними.
Лиз показала на одно платье и посмотрела на цену.
– Мама, это стоит восемьдесят долларов! – воскликнула она. – Цены не нашего уровня.
– Не думай об этом.
Продавщица смотрела то на маму, то на мою сестру, будто не могла решить, кого ей слушать.
– А в вашем магазине можно поторговаться? – спросила я.
У продавщицы исказилось лицо:
– Наше заведение другого сорта. Идите в магазин «Главный доллар» на Брод-стрит.
– Девочки, не волнуйтесь о деньгах, – произнесла мама. – Нам нужна одежда для ресторана. – Она посмотрела на продавщицу. – Они жили с их дядей-скрягой и переняли его дешевые привычки.
– Мы не можем себе этого позволить, мама, – заявила Лиз. – Ты это знаешь.
– Не обязательно обедать в ресторане, – добавила я. – Мы можем заказать еду в номер. Или чтобы нам доставил ее разносчик.
Ее улыбка исчезла, и мама помрачнела.
– Да как вы смеете? – воскликнула она. – Вы ставите под сомнение мой авторитет?
Она пыталась сделать для нас что-то приятное, продолжила мама, для поднятия духа, и такую она получила благодарность? Проехала через всю страну, чтобы увидеть нас, и что мы сделали? Поставили ее в неловкое положение в магазине, где она покупала вещи со времен юности.
Скинув платья с вешалок, мама вылетела из магазина.
– Господи, – пробормотала продавщица.
Мы вышли в оживленный коридор, но мамы там не оказалось.
– Она должна вернуться в свой номер, – сказала Лиз.
Мы миновали холл, поднялись на лифте на наш этаж и двинулись по тихому, устланному коврами коридору. Мимо нас прошел официант, он толкал тележку, нагруженную тарелками и мисочками, накрытыми серебряными крышками. Еда пахла восхитительно, и тут я сообразила, что проголодалась. Мы с утра ничего не ели, и я задумалась, что будет у нас на обед.
Остановившись около маминой двери, мы постучали.
– Мама! – позвала я.
Ответа не было. Лиз тоже постучала.
– Мама, мы знаем, что ты здесь.
– Мы сожалеем, – добавила я. – Мы будем хорошими.
Лиз продолжала стучать.
– Убирайтесь! – крикнула мама.
– Мы тебя любим, – сказала Лиз.
– Вы меня не любите. Вы меня ненавидите.
– Мама, пожалуйста, – продолжила Лиз. – Мы очень любим тебя. Просто пытаемся быть реалистами.
– Убирайтесь вон!
Дверь закачалась от удара, и раздался звук разбитого стекла.
Мама что-то бросила и начала громко рыдать.
Мы вернулись в холл. У стойки выстроилась очередь постояльцев.
Портье с лакированными черными волосами был занят, он что-то записывал в тетрадь.
– Очередь начинается сзади, – произнес он, не глядя на нас.
– Но нам нужно срочно!
Портье посмотрел на нас и поднял брови.
– Наша мама заперлась в своем номере и не может выйти, – объяснила Лиз. – Нам нужна помощь.
Мы направились к маминому номеру с портье и охранником. Мама все еще плакала и не хотела открывать дверь. Портье подошел к телефону и вызвал врача. Когда появился доктор, охранник вынул гостиничный ключ, открыл дверь и впустил его в номер. Мы с Лиз пошли вслед за ним.
Мама лежала на кровати, положив на голову подушку. Доктор – невысокий мужчина с мягкими манерами южанина – погладил ее по плечу. Она убрала подушку с лица и уставилась в потолок. Мы с Лиз стояли около стены, но мама не смотрела на нас. Сестра положила руку мне на плечо. Мама громко вздохнула.
– Никто не понимает, как мне трудно, – сказала она доктору.
Тот ответил, что сделает ей укол, после которого она почувствует себя лучше, и потом ей нужно будет отдохнуть дня два под наблюдением врачей. Мама закрыла глаза и сжала его руку.
Портье попросил нас с Лиз выйти в коридор.
– Что же теперь нам с вами делать? – спросил он.
– В Байлере у нас есть дядя, – сказала Лиз.
– Думаю, нам следует позвонить ему.
После разговора с дядей Тинсли клерк заказал нам имбирный эль с черри и сандвичи – индейка, салат с креветками, огурец – и мы стали есть за крошечным столиком в огромном холле. «Скорая помощь» прибыла к заднему входу, и доктор помог маме сесть в машину. Посыльный принес вниз наши чемоданы, и мы стали ждать. Время шло, холл опустел, и, когда в нем не осталось никого, кроме портье, наводившего порядок за стойкой, и уборщика, почти в полночь, протискиваясь сквозь крутящиеся двери, появился дядя Тинсли.
Его шаги отдавались эхом под высоким потолком, когда он шел через холл по направлению к нам.
– Я надеялся снова увидеть вас, – произнес дядя Тинсли, – но никогда не думал, что это случится так скоро.
Глава 13
Я беспокоилась о маме, но была рада тому, что мы снова оказались в Байлере. Мне вовсе не хотелось представлять, как мы переедем в Нью-Йорк, где, по словам дяди Тинсли, если вы закричите, прося о помощи, единственное, что сделают люди – закроют окна.
Через два дня мама позвонила. Она чувствовала себя немного лучше. Она допускает, что поддалась стрессу, который был вызван возвращением в Байлер после такого длительного отсутствия. Она поговорила с дядей Тинсли, и они решили, что было бы разумно, чтобы мы с Лиз некоторое время пожили в Байлере. Мама сказала, что она одна поедет в Нью-Йорк и, как только там устроится, тут же пошлет за нами.
– Как ты думаешь, сколько времени мама там пробудет? – спросила я у сестры.
Мы уже собирались ложиться спать, почистили зубы в ванной в «птичьем крыле». Чтобы сэкономить деньги на зубную пасту, дядя Тинсли смешивал соль и пищевую соду. К этому вкусу привыкаешь, но во рту остается такое ощущение, будто там все поцарапано.
– Сначала ей надо устроиться, – ответила Лиз, – а потом понять, что к чему.
– Как долго?
Лиз пополоскала рот и сплюнула.
– Пока мы должны оставаться здесь.
На следующее утро сестра пожаловалась, что плохо спала, потому что думала о нашей ситуации. По какой-то причине мама не сможет забрать нас до конца лета. А это означает, что мы должны будем пойти в школу здесь, в Байлере. Не хотелось бы быть в тягость дяде Тинсли, который вел жизнь вдовца. И хотя он жил в большом доме, а его семья в прошлом была весьма состоятельной, сейчас на нем были рубашки с порванными воротничками и носки с дырками. Ясно, что в его бюджет не входило пропитание двух племянниц, нежданно-негаданно появившихся у него в доме.
