Та же картина. Левый мизинец совершенно мумифицировался. Тим внутренне содрогался при мысли, что теперь этот палец можно абсолютно безболезненно отхватить ножницами.
Несколько часов спустя он отвалился сам. Тим почувствовал, как он перекатывается в носке. Закрыв дверь в кабинет, он снял ботинок и вытащил похожий на изюмину-переросток предмет. Завернул его в чистый листок бумаги и выкинул в мусорную корзину.
17
Раньше это называли душой. Неделимая, цельная, противопоставленная плоти.
Он думал, у него она есть. Душа, дух, природа, натура. Он думал, что разум и чувства тому порукой.
Если настроение, выражение лица, сосание под ложечкой от голода, пристрастие к тому или иному цвету — все человеческое и сиюминутное — идет не от души, не от сердца, а от вспыхивающих синапсов, от электрических сигналов, от мозгового вещества, которое можно пощупать и просканировать, все его представления о себе летят прахом. Неужели душа — это просто-напросто более утонченное тело?
Он отказывался в это верить.
Вечером Тим заглянул на пост охраны. Фрэнк Нововян сидел, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди поверх тужурки с галстуком. Глаза-черносливины взирали свысока на неспешный круговорот входящих и выходящих в вестибюле. Тим облокотился на мраморную стойку.
— Откуда ты узнал о моих хождениях, Фрэнк?
Фрэнк расплел руки и упер их в бока. Он медлил с ответом, явно пытаясь выгадать время.
— Вы, значит, не помните ту девчушку, мистер Фарнсуорт?
— Какую девчушку?
Фрэнк рассказал. Однажды Тим появился у поста охраны и попросил Фрэнка выйти с ним. В голосе его Фрэнку послышалась паника. Дальнейшие события развивались примерно по тому же сценарию, что и несколько дней назад. Фрэнк догнал Тима на полпути к вращающимся дверям и проследовал за ним на улицу. Стоял жаркий летний день. Обернувшись на ходу, Тим сообщил, что не может сейчас вернуться в кабинет. Фрэнк заключил, что у юриста какая-то срочная встреча, и он хочет что-то передать или поручить, однако из обмена репликами, продолжающегося на ходу, охранник понял — все гораздо сложнее. «Помоги мне остановиться», — прошептал Тим. Вокруг кипела городская жизнь, сигналили машины, доносились обрывки разговоров. Тим велел Фрэнку ухватить его за руки, затормозить как-то. «Простите, мистер Фарнсуорт, — уточнил охранник, стараясь не отставать, — вы не можете остановиться сами?»
Ни тот, ни другой не заметили малышку. Она вырвалась у мамы и, метнувшись прямо под ноги Тиму, полетела на землю. Тим засеменил, чтобы не наступить на ребенка и с трудом удержал равновесие. Все вокруг — и Фрэнк, и мать девочки, и прохожие — застыли на тротуаре. Кто-то изумленно моргал, кто-то кинулся к девчушке, которая уже заходилась ревом. Тим шагал дальше.
— Вы оглянулись на меня в ужасе, — рассказывал Фрэнк. — А я смотрел на вас, не понимая, почему вы не остановитесь. И ведь вы уже объяснили — не могу, но мне и в голову не приходило, что вы это в прямом смысле.
— Я ничего такого не помню.
— А я помню, словно вчера было.
— Но мы никогда об этом не говорили.
Фрэнк покачал головой.
— И ты сразу поверил, что я не в силах остановиться?
— Вы никогда не оставили бы ушибленного ребенка на тротуаре, если бы могли вернуться.
Вопреки одолевающим время от времени сомнениям Тим упорно верил, что болезнь его — физического, а не психического свойства. А оказывается, из памяти стерся эпизод со сбитой девочкой. Значит, из его души — неделимой, цельной — что-то может изгладиться, выпасть, кануть в Лету? Как после этого верить в постоянство того, что называют душой?
Тим поблагодарил Фрэнка и собирался уже уйти, когда вспомнил про одолженную вещь и вытащил из кармана пальто шерстяную шапку.
— Возвращаю. Я перед тобой в неоплатном долгу. Она спасла мне жизнь.
— Всегда пожалуйста, мистер Фарнсуорт.
18
Его разбудил тычок полицейской дубинки. Он приподнялся с дерматинового сиденья и, моргая, уставился на копа, который стоял в оборонительной позе на асфальте и светил фонариком прямо в глаза. Куда его на этот раз занесло? Полицейский попросил выйти из машины, слепящий луч пропал, и сквозь лобовое стекло заструился рассеянный уличный свет, выхватывая из полумрака большой руль. Двери у этого грузовика или фургона не оказалось. Тим выбрался из кабины, шагнув на подножку, и полицейский отодвинулся, сохраняя дистанцию. Еще один рядом держался за кобуру. Все трое стояли между грузовиком, где проснулся Тим, и другим таким же. На борту виднелась надпись «Картофельные чипсы Атс». Тим смутно припомнил, как пробирался в наступающих сумерках на огороженную стоянку.
Коп спросил, что он здесь делает. Тим ответил, что не знает. Чистая правда, но что толку от нее полицейскому?
Тима сорвало в разгар подготовки свидетеля. Проинструктировать Хоббса перед дачей показаний в суде было на этом этапе (до отбора присяжных) делом первостепенной важности. Рискованно, конечно, как же без этого, но Тим хотел, чтобы присяжные выслушали самого обвиняемого. Сколько раз Хоббс твердил, что ему нечего скрывать? Его неподдельная искренность должна подействовать на жюри. Однако для этого требуется как следует его поднатаскать. Работу со свидетелем Тим относил к самым приятным аспектам досудебной подготовки и занимался ей с удовольствием. А потом вышел и пропал.
Судя по всему, Питер, а может, и сам Хоббс, уже доложили Кронишу о его внезапном исчезновении. Никаких благовидных предлогов в виде звонка или срочного вызова Тим предъявить не смог — просто схватил рюкзак и был таков. Крониш, скорее всего, уже успел сообщить и выше, то есть Водице. Как теперь объясняться? Это ведь юристы — зубастые, прожженные, на лету секущие любые попытки навешать лапшу на уши. На мнимой болезни Джейн далеко не уедешь.
Впервые со времени последнего обострения Тиму не хотелось возвращаться в офис.
В участке лейтенант извинился за жесткие меры. На стоянке оставляют правительственные грузовики, поэтому полиция бдит, опасаясь терактов.
— Терактов?
— Всякое бывает, — кивнул лейтенант. — Кстати, вы в сомнологическую клинику не пробовали обращаться? Мой зять тоже во сне ходил. Обратился в клинику в Бостоне, так теперь сестра говорит, этого паршивца из кровати тягачом не вытащишь.
— Спасибо за совет. Видимо, придется, — вздохнул Тим.
На выходе из участка он позвонил доктору Багдасаряну и попал на домработницу, но та, услышав, что дело срочное, согласилась разбудить хозяина. Едва в трубке раздался голос врача, Тим без лишних предисловий сообщил, что готов попробовать новый прибор. Терять уже нечего.
— Просто из любопытства… Что вас заставило передумать? — уточнил Багдасарян.
Тим не стал рассказывать ему про уход с подготовки свидетеля и про то, как все сложнее становится придумывать оправдания на работе. Он просто хочет иметь на руках факты. Хочет вернуться в офис с доказательством, что не свихнулся, а болен, и потому заслуживает понимания и даже сочувствия. А еще ради Джейн. Пора признать, что эта напасть свалилась не на него одного. Джейн шла с ним по темному сужающемуся тоннелю рука об руку, неужели справедливо будет оставить ее теперь, когда забрезжил свет?
